– Но ведь никто бы не бросил своего ребенка… – начал Джордж – и осёкся под взглядом Магнуса.
– Люди то и дело бросают детей. И маги в этом отношении ничуть не лучше остальных, – тихо пояснил Магнус.
– Стало быть, за ним никто не придет, – заключила Беатрис.
Саймон достал записку, которую нашел на одеяльце, и протянул ее магу. Глядя в лицо Магнусу, он почувствовал, что просто не может отдать ее никому, кроме него. Маг посмотрел на записку и кивнул. Слова «Сможет ли кто-нибудь его полюбить?» мелькнули у него между пальцами, а в следующее мгновение записка исчезла в складках мантии.
Вокруг уже толпились и шумели студенты. Гвалт становился все громче. Если бы дело было в Нью-Йорке, Саймон решил бы, что люди стараются сфотографировать ребенка на телефоны. Он чувствовал себя обитателем зоопарка, на которого пялятся из-за решетки, и был очень рад, что Магнус рядом.
– Что тут происходит? – раздался чей-то голос из дверей Академии.
Там, запахнувшись в шелковый черный халат, расшитый драконами, стояла ректор Пенхоллоу. Земляничные волосы свободно ниспадали ей на плечи. Рядом замерла Катарина – полностью одетая, в джинсах и белой блузке.
– Кажется, кто-то оставил на крыльце ребенка вместо бутылок с молоком, – заметила она. – Какое легкомыслие. Добро пожаловать, Магнус.
Маг чуть махнул ей свободной рукой и криво улыбнулся.
– Что? Почему? Зачем он это сделал? Что нам теперь с ним делать? – ректор явно была растеряна.
Порой Саймон забывал, что ректор Пенхоллоу очень молода – молода даже для преподавателя, не говоря уже о ректоре Академии. В подобные минуты он поневоле вспоминал о ее возрасте, потому что отреагировала она точно так же, как Жюли с Беатрис, – запаниковала.
– Он слишком юн, чтобы его можно было чему-то учить, – прорычал Скарсбери, взирая на крыльцо с верхней площадки лестницы, через головы студентов. – Может, стоит связаться с Конклавом?
– Если малышу нужна кроватка, – предложил Джордж, – мы можем положить его в наш ящик для носков.
Саймон потрясенно уставился на Лавлейса. Тот явно беспокоился за ребенка.
Алек Лайтвуд тенью скользнул среди студентов. На голову с лишним выше самых высоких из них, он умудрился никого даже не толкнуть. И шел спокойно, но уверенно, пока не оказался там, где и хотел быть: рядом с Магнусом.
Увидев Алека, маг сразу расслабился. Саймон даже не подозревал, насколько Магнус напряжен и взвинчен, пока не увидел, как к тому вернулась его обычная безмятежность.
– Это и есть тот ребенок магов, о котором говорил Саймон? – тихо спросил Алек, кивнув на желтый сверток.
– Как видишь, – отозвался Магнус. – За простеца он не сойдет, как ни пытайся. Совершенно ясно, что мать не захотела иметь с ним ничего общего. Здесь он в гнезде нефилимов, но я даже представить не могу, в каком из миров – фейри, Сумеречных охотников или оборотней – этот ребенок мог бы стать своим.
Спокойное веселье, владевшее магом еще несколько минут назад и казавшееся бесконечным, вдруг улетучилось. Теперь Саймон слышал, какой усталый у Магнуса голос – словно веревка, что вот-вот порвется под чересчур большим грузом.
Алек взял Магнуса за руку, чуть выше локтя, и крепко сжал. По-видимому, он и сам не осознавал, как важна для мага эта безмолвная поддержка. Алек поднял глаза на Магнуса, потом перевел взгляд вниз – и долго задумчиво смотрел на малыша.
– Можно его подержать? – наконец спросил он.
Удивление промелькнуло по лицу Магнуса, но не задержалось ни на миг.
– Конечно. – Маг передал ребенка в протянутые руки Алека.
Может быть, Алеку приходилось держать детей чаще, чем Магнусу, и уж точно чаще, чем Джорджу. А может, дело было в том, что он надел сегодня невероятно древний свитер, с годами разношенный до нежнейшей мягкости и из темно-зеленого вылинявший до серого – так, что первоначальный цвет угадывался лишь местами.
Как бы то ни было, стоило только Алеку взять ребенка, как негромкое хныканье, не прерывавшееся ни на секунду, внезапно прекратилось. По вестибюлю, правда, еще носились встревоженные шепотки, но в маленькой группке, окружившей желтый сверток, наступила благословенная тишина. Ребенок глядел на Алека серьезными глазами, лишь чуть темнее, чем глаза самого Лайтвуда. Тот тоже не сводил с него взгляда. Казалось, его самого неожиданное молчание младенца удивило не меньше, чем остальных.
– Так что? – нарушил тишину Делани Скарсбери. – Будем связываться с Конклавом или как?
Магнус развернулся к нему золотисто-черным вихрем и пригвоздил к полу таким взглядом, от которого Скарсбери попытался вжаться в стену.
– Вы полагаете, я способен оставить ребенка-мага в милосердных объятиях Конклава? – ледяным голосом вопросил маг. – Мы заберем его, правда, Алек?
Алек не сводил глаз с ребенка, но поднял взгляд, когда Магнус к нему обратился. На лице его на миг промелькнуло потрясение – как у человека, которого резко вырвали из сна, – но почти сразу же оно сменилось решимостью.
– Да, – ответил Алек. – Конечно.
Магнус повторил то же самое движение, которое несколько минут назад сделал Лайтвуд, – взял его за руку и крепко сжал в безмолвной благодарности. Алек снова стал разглядывать малыша.
С плеч Саймона словно свалился огромный груз. Он не боялся (ну, почти не боялся), что им с Джорджем придется возиться с ребенком и укладывать его спать в ящик из-под носков, но призрак огромной ответственности, замаячивший было перед ним, пугал не на шутку. Потому что речь шла о маленьком, беспомощном, брошенном малыше. Саймон слишком хорошо знал, как Сумеречные охотники относятся к нежити, и понятия не имел, что делать с этим ребенком. А Магнус взял всю ответственность на себя, забрал малыша – в прямом и переносном смысле. И не дрогнул ни на мгновение. Маг вообще вел себя так, словно ничего особенного не произошло, и брошенные дети попадаются ему сплошь и рядом.
Все-таки крутой парень этот Магнус.
Саймон знал, что Изабель заночевала в Аликанте, так что ей и Алеку предстояло провести вечер с отцом. Изабель сходила в тот дом, где когда-то жил Рагнор Фелл и где имелся работающий телефон. А Катарина установила в Академии еще один телефон и сказала, что Саймон может им воспользоваться. Так что Саймон с Изабель договорились устроить «телефонное» свидание. Вот и возможность рассказать девушке о том, как здорово поступили ее брат и Магнус.
Магнус ловил себя на мысли, что он рискует оказаться первым магом в истории, которого сразит сердечный приступ.
К ночи он понял, что больше не может оставаться в апартаментах Академии и дышать спертым воздухом вместе с сотнями нефилимов. Так что Магнус отправился гулять по лужайке вокруг Академии.
Бедный ребенок. Магнус едва мог смотреть на него – таким маленьким и беспомощным был этот малыш. Из головы не шли мысли о его беззащитности и уязвимости и о том, как, наверное, больно было его матери с ним расставаться. Магнус прекрасно знал эту тьму – тьму, для которой бедный ребенок появился на свет и которую ему еще только предстояло вынести. Катарине было легче – ее растила любящая семья, понимавшая, кто она, и воспитавшая ее именно такой, какой она стала. Но Магнусу пришлось пройти долгий путь, прежде чем он стал тем, кем был сейчас.