– Чур не кусаться! – велела Робин.
Видимо решив, что женщина, которая набралась смелости оторвать его от земли, заслуживает уважения, пес позволил ей усилить хватку, извернулся в воздухе и попытался лизнуть державшую его руку.
– Пардон, – сказала хозяйка. – От матери мне достался. Не пес, а наказанье. Но смотрите-ка, вы ему понравились. Чудеса.
У нее были каштановые, седые у корней волосы до плеч. Тонкий рот с обеих сторон обрамляли глубокие морщины. Обутая в босоножки, из которых торчали пожелтевшие ногти, она опиралась на трость; отечная лодыжка оказалась забинтованной.
Страйк представился, а потом показал Лоррейн свои водительские права и визитку.
– Вы – Лоррейн Макнотон?
– Да, – неуверенно выдавила она. Ее взгляд метнулся в сторону Робин, которая ободряюще улыбалась поверх собачьей головы. – А… Как вы сказали?
– Детектив, – повторил Страйк. – Мне было бы интересно услышать, что вы можете рассказать о Дональде Лэйнге. Распечатка звонков показывает, что пару лет назад он проживал в вашем доме.
– Было дело, – протянула хозяйка.
– Он все еще здесь? – спросил Страйк, хотя уже знал ответ.
– Нет.
Страйк указал на Робин:
– Вы позволите нам с коллегой войти и задать вам несколько вопросов? Мы разыскиваем мистера Лэйнга.
Повисла пауза. Лоррейн жевала губу и хмурилась. Робин качала пса, который начал усердно лизать ее пальцы, учуяв запах булочки. Разорванная штанина Страйка билась на легком ветерке.
– Ладно, заходите, – сказала Лоррейн и посторонилась.
В непроветренной передней пахло застарелым табачным дымом. Многое указывало на то, что в доме обитает старушка: вязаные салфетницы, мещанские подушки с оборочками, шеренга вычурно разодетых плюшевых мишек на лакированном комоде. Одну стену закрывала картина, изображавшая ребенка с глазами-блюдцами, одетого в костюм Пьеро. Страйку было так же трудно представить в такой обстановке Дональда Лэйнга, как вообразить лежащего в углу теленка.
Когда они вошли, собака начала вырываться у Робин из рук, а потом снова залаяла на Страйка.
– Да заткнись уже! – простонала Лоррейн.
Опустившись на потертый коричный бархатный диван, она двумя руками подняла забинтованную ногу на кожаный пуфик, потянулась вбок за пачкой сигарет и закурила.
– Нужно держать ногу поднятой, – объяснила она, сжимая в зубах сигарету и ставя на колени стеклянную пепельницу. – Каждый день приходит медсестра, перевязку делает. Да вы присаживайтесь.
– Что же с вами случилось? – поинтересовалась Робин, протискиваясь между кофейным столиком и диваном поближе к Лоррейн.
Собака немедленно запрыгнула на диван и милостиво умолкла.
– Облилась кипящим маслом из фритюрницы, – ответила Лоррейн. – На работе.
– Боже, – сказал Страйк. – Представляю, как вы намучились.
– Ой, не говорите. Доктора сказали, месяц работать не смогу. Спасибо, что хоть до больнички добираться не пришлось.
Лоррейн, как стало известно, работала в пищеблоке местной больницы.
– Ну, чего там Донни натворил? – попыхивая сигаретой, прошамкала Лоррейн, когда тема ее травмы оказалась исчерпанной. – Обнес кого-нибудь, не иначе.
– С чего вы так решили? – осторожно поинтересовался Страйк.
– Так ведь он и меня обворовал, – ответила она.
Робин теперь убедилась, что грубоватый тон был только прикрытием. Длинная сигарета дрожала у Лоррейн в руке.
– Когда это случилось? – спросил Страйк.
– Перед тем, как свалить. Забрал все, что было ценного. Даже маминым колечком обручальным не побрезговал. И ведь знал, как оно мне дорого. Тогда еще года не прошло, как мама померла. А он как-то раз ушел и не вернулся. Я давай в полицию названивать: думала, он в беду попал. Не сразу заметила, что в кошельке у меня пусто и ценности пропали.
Хозяйка еще не опомнилась от такого поругания. При этих словах ее впалые щеки залились краской.
Страйк сунул руку во внутренний карман пиджака:
– Хочу убедиться, что мы говорим об одном и том же человеке. Похож?
Он передал ей одну из фотографий, полученных от бывшей тещи Лэйнга в Мелроузе. Крупный, плечистый, Лэйнг стоял у дверей загса, одетый в сине-желтый килт. Глазки-бусины как у хорька, копна по-лисьи рыжих волос. Рона, вполовину тоньше мужа, повисла у него на руке, одетая в плохо подогнанное, возможно подержанное, свадебное платье.
Лоррейн очень долго изучала фотографию. И наконец сказала:
– Кажись, он. Возможно.
– Тут не видно, но на левом предплечье у него выколота большая желтая роза, – сказал Страйк.
– Да, – тяжело проговорила Лоррейн. – Точно. – Она затянулась сигаретой, не сводя глаз с фотографии. – У него была жена, да? – спросила она дрогнувшим голосом.
– А он вам не сказал? – удивилась Робин.
– Нет. Говорил, что старый холостяк.
– Как вы познакомились? – спросила Робин.
– В пабе, – ответила Лоррейн. – Тогда он совершенно иначе выглядел.
Она повернулась к серванту, стоящему за ней, и предприняла слабую попытку встать.
– Давайте помогу, – предложила Робин.
– Средний ящик. Там, возможно, есть фотография.
Как только Робин открыла ящик, в котором лежали разрозненные кольца для салфеток, вязаные скатерки, сувенирные чайные ложечки, зубочистки и фотографии, собака снова залаяла. Робин достала столько фотографий, сколько смогла удержать, и передала их Лоррейн.
– Вот он, – сказала Лоррейн, просмотрев множество изображений – в большинстве своем престарелой женщины, ее матери, как предположила Робин. Лоррейн сразу же протянула фото Страйку.
Он бы не узнал Лэйнга, столкнись они на улице. Бывший боксер сильно оплыл, особенно лицо. Шеи уже не было видно, кожа натянулась, черты лица исказились. Одна рука лежала на плече улыбающейся Лоррейн, вторая болталась вдоль корпуса. Лэйнг стоял без улыбки. Страйк пригляделся. Желтую розу было еле видно из-за красной сыпи, разбросанной по всему предплечью.
– У него было кожное заболевание?
– Псориатический артрит, – ответила Лоррейн. – Очень тяжелый. Ему даже пособие назначили. Работу пришлось бросить.
– Вот как? – удивился Страйк. – А кем он раньше работал?
– Сюда приехал менеджером крупной строительной фирмы, – сказала она, – но после болезни работать уже не смог. А в Мелроузе возглавлял собственную компанию. Управляющим директором был.
– Серьезно? – Страйк не верил своим ушам.
– А то как же, семейный бизнес, – ответила Лоррейн, перебирая пачку фотографий. – От отца к нему перешел. Вот опять он, полюбуйтесь.