Время шло. У Матса оставалось еще несколько дней больничного, он мог бы забирать Зайку из садика, но и здесь она высказалась ясно. Он ни на секунду не останется наедине ни с ней, ни с Беньямином. Она сказала ему, что ему придется посетить психолога. Он ответил, что ему нужно прийти в себя после травмы.
– Ты хочешь развестись? – спросил он однажды вечером, когда они поужинали в номере, где жили Сесилия и дети. Беньямин смотрел какую-то взрослую программу с насилием, как и всегда, но ему уже двенадцать, так что, возможно, все не так страшно. Зайка уселась на кровати Сесилии и примеряла жемчужное ожерелье. Вся постель потом будет усыпана разноцветными бусинами, когда придет время ложиться.
Она не знала, что ответить. С одной стороны, она его все еще любила, его теплые руки на ее плечах, ямочки на щеках, одна из которых была глубже, чем другая, то, как он спокойно справлялся со всеми проблемами по дому.
С другой – он ужасно, страшно болен. Он должен был почувствовать развитие болезни и обязан был принять меры.
Она должна хотеть развода. Она уже никогда не сможет его оставить наедине с детьми. Никогда не сможет ему доверять.
Она ответила ему честно:
– Я не знаю, Матс, сейчас тяжело об этом говорить. Ты должен попытаться вылечиться.
И нужно подождать, что скажет психолог. Дети успели сходить на прием уже один раз. Если Матс что-то сделал с ними, пути назад нет.
Матс вышел на работу. Ему нужна полноценная зарплата, и не в последнюю очередь – чтобы платить за отель. Они попытались получить компенсацию от страховой, но там их встретили настороженно. Почему он не может жить с семьей?
Матс отказался ночевать у кого-то из приятелей, пока квартиру не приведут в приличный вид.
– Как думаешь, что они скажут? Они же станут расспрашивать.
Сесилия задавалась вопросом, как они решат эту проблему, когда переедут обратно. Она все еще не готова пустить его жить под одной крышей с детьми.
Он начал ходить к психологу. Он посещал его два раза в неделю и, побывав у врача шесть раз, сказал:
– Наверно, что-то случилось, когда я был маленьким. И поэтому я стал этим заниматься. Мне нужно это перебороть.
В то же время Сесилия не понимала, почему полиция не действовала жестче. Они должны были провести больше допросов. Может и с ней поговорить. Изъять ноутбук. Потом ее поразила мысль, что она не знала, что Матс рассказал полицейским. Знали ли они вообще про ноут.
Те картинки снова закрутились в ее голове. И как два года назад Беньямин спросил, можно ли есть семенники животных: «А яички у человека тоже можно есть, а, мама, как бы откусить?»
Или как в прошлом году, когда Зайка не захотела, чтобы ее вытирал отец. Она встала в душе и требовала маму.
Однажды Зайка прокричала так сорок пять минут, пока она была в магазине. Требовала только маму. Хотя эту историю ей рассказал сам Матс.
Пришло время переезжать обратно в старую квартиру. После пожара прошло около двух месяцев. Она все еще не придумала, как быть с жильем.
В два часа они должны встретиться в квартире вместе с техническим инспектором.
Сесилия уже дважды была там вместе с Матсом, чтобы выбрать новую краску и обои на часть стен. Они обсудили и кухонную мебель, оба согласились, что им не хочется иметь что-то, похожее на обстановку до пожара.
Инспектор задержался на пять минут. У него была папка для бумаг, выглядевшая излишне шикарной, из чего-то вроде крокодиловой кожи. Матс, похоже, тоже запаздывал.
Они подождали десять минут, и Сесилия попробовала ему позвонить, но никто не ответил.
Они начали. В кухне стало по-настоящему уютно. Ящики, крышки и разделочный стол были из ИКЕА, сливочного оттенка с ручками и фурнитурой под старину. У смесителя над мойкой теперь были большие белые ручки из фарфора в деревенском стиле. На плите поместилась индукционная панель.
– Она еще и безопаснее, – пояснил инспектор.
Матс так и не появился. Квартира стала красивой, в какой-то степени даже шикарнее после свежего ремонта, учитывая, что они прожили здесь только три года.
Когда они закончили с инспектором, она снова попробовала позвонить Матсу. Он не отвечал.
Ей пришлось вернуться к действительности.
Сегодня с детьми было особенно много проблем. Беньямин не хотел ехать в отель после тренировки, и Сесилия опаздала в садик больше чем на сорок минут. Зайка описалась по дороге в отель. Когда они поднялись в номер, Беньямин обнаружил, что забыл сумку в метро.
К обеду Матс тоже не пришел. Нет ничего странного в том, что он работал сверхурочно, но обычно он всегда звонил. Сесилия отправила ему эсэмэску. Ответа она не получила.
Этим вечером они смотрели самые спокойные программы на Детском канале, поскольку она сама сидела с ними перед телевизором. В семь часов она вышла в коридор и постучала в дверь Матса.
На следующее утро от него все еще не было вестей. Она оставила с десяток сообщений на его автоответчике.
Они, как и всегда, позавтракали в зале внизу. Возможно, они в последний раз едят с гостиничного «шведского стола», завтра они уже въедут в квартиру.
Она не понимала, куда же Матс пропал.
Мысли путались. Может, он решил ее бросить? Может, он больше не мог уживаться сам с собой? Или что-то про себя узнал у психолога?
Но ведь он мог предупредить. Хотя бы прислать эсэмэску: «Мне нужна пауза на несколько дней» или «Мне нужно время, чтобы все обдумать».
Но ничего подобного он не сделал. Только тишина.
Три дня спустя от него все еще не было вестей. Она позвонила его шефу и спросила, был ли Матс на работе, но он там не появлялся. Она распросила работников отеля, не видели ли они его. Они открыли его номер, но его там не было. Она даже позвонила Виктору Блумгрену – его лучшему другу, который ей даже не нравился, – и спросила, не известно ли ему что-либо. Но он ответил так же, как и персонал отеля.
Матс Эмануэльссон пропал.
И никто не знал, куда он мог деться.
* * *
– Сразу спустимся и посмотрим на машину?
Через плечо Яна была перекинута большая сумка.
– У меня с собой, кстати, полно оборудования.
Втроем они прошли в гараж, где стоял автомобиль. Эмили рассказала, что только что подписала договор об аренде. Сейчас она шла рядом с Тедди несколькими метрами позади Яна.
В Тэбю всегда полно народа, хотя помещение, где они находились, казалось огромным. Полы сверкали, а рекламные щиты хвастались, что южное крыло увеличено на 14 000 квадратных метров. С потолка свисало что-то, похожее на огромные кристаллы. Наверное, какое-то освещение.