Отряд миновал маленький мостик, перекинутый через ручей, и был теперь всего в паре десятков шагов от ворот. Офицер знаком велел своим людям остановиться. Затем неторопливо снял с головы шлем, обвел глазами столпившихся перед ним горожан.
– Есть среди вас кто-то, кто может говорить за всех? – спросил он.
Сделав шаг вперед, Хоффман произнес:
– Я бургомистр этого города. Кто вы и что вам…
Глядя поверх его головы, офицер сказал:
– По приказу господина полковника Генкера, брандмейстера [31] Его Светлости графа Паппенгейма, ваш город, так же как и все другие города и деревни в здешней округе, обязан выдать продовольствие и скот для содержания войск Его Светлости.
Он снял с правой руки латную перчатку и продолжил:
– Согласно приказу господина брандмейстера, каждое поселение, имеющее каменную церковь, и с числом каменных домов не менее пяти обязано поставить на нужды солдат Его Светлости…
Тут он достал листок бумаги и принялся зачитывать:
– Муки не менее двадцати мешков, пива не менее двух бочонков, соли не менее десяти фунтов…
– Послушайте, – попытался вставить слово бургомистр, но офицер продолжал:
– …солонины или сушеной рыбы не менее ста фунтов, сыра не менее двадцати фунтов, домашнюю птицу весом не меньше чем на двести фунтов и, кроме того, шесть дойных коров. Точное количество поставляемых припасов должно быть определено уполномоченным офицером. Подписано господином брандмейстером в День святого Георгия, в лето Господне тысяча шестьсот тридцать первое.
Закончив чтение, он аккуратно сложил бумагу – пополам и еще раз пополам, а затем произнес:
– Приказ вам понятен. Думаю, излишне говорить, что при неподчинении ваш город понесет тяжелую кару.
Горожане стояли молча, и только в задних рядах послышались тихие возмущенные возгласы.
– Господин офицер, – произнес бургомистр.
– Вам следует называть меня капитаном.
– Как угодно. Город не может выдать вам ни скот, ни продовольствие. Нашим князем и сувереном является Христиан Вильгельм Бранденбургский. Мы не вправе подчиняться приказам господина брандмейстера.
Капитан зевнул и прикрыл рот ладонью.
– Наш князь – Его Высочество Христиан Вильгельм, – повторил бургомистр. – Мы не будем выполнять чужие приказы. Вам лучше уехать отсюда.
Офицер слез с лошади, подошел к бургомистру вплотную. Он был красив. Светлые вьющиеся волосы, слегка примятые шлемом, аккуратно подстриженная борода, холодные голубые глаза. От него пахло железом и потом.
– Не указывай мне, что делать, старик, – сказал он, глядя на бургомистра сверху вниз. – У тебя и твоих людей есть два часа на то, чтобы загрузить вот эти повозки. Не подчинитесь – мы все заберем сами. А после подожжем ваши дома.
Солдаты за спиной офицера выстроились в линию и уперли в землю сошки мушкетов. Один из них – широкоплечий здоровяк с черной, росшей почти до самых глаз бородой – привалился плечом к высокому грушевому дереву. В руке он держал пистолет.
– Вы требуете слишком много, – сказал бургомистр. – Если мы опустошим свои кладовые, в Кленхейме начнется голод.
– Я верю тебе, – понимающе кивнул офицер. – Верю, что запасов мало, а еды не хватает. Только что с того? Ты думаешь, что есть какой-то другой город или деревня, где жители живут в достатке? Опомнись – люди умирают от голода по всей Империи. Кое-где даже жрут мертвечину. Знаешь, в скольких местечках, вроде вашего, мне довелось побывать? И повсюду говорят одно и то же: мы бедствуем, нам нечем кормить детей. Кто-то толкует о неурожае, кто-то – о болезнях. Многие из них лгут, как и ты, а многие говорят правду. Но сейчас война. Солдаты не могут идти на дело с пустыми животами. Остальное меня не заботит.
Хоффман смотрел на него в полной растерянности.
– Не могу поверить… – проговорил он. – Вы готовы обречь людей на голодную смерть, и вам нет до этого дела?!
Офицер усмехнулся:
– Это я тебя обрекаю на голодную смерть, а? Или кого-то из вас? – Он обвел взглядом стоящих поодаль горожан. – Посмотрите на себя, разве вы похожи на голодающих? Я бы сказал, что вы жрете за семерых. У многих щеки лежат на воротнике. Ваш город – сытое и благополучное место. Вам не на что жаловаться.
Он положил руку на эфес шпаги:
– Довольно разговоров. Иеремия, Витторио! Подгоните ближе повозки. И смотрите за этими ублюдками в оба.
Вперед выступил Якоб Эрлих.
– Вы ничего не получите, – сказал он. – В городе сотня взрослых мужчин и оружия вдоволь. Мы сумеем постоять за себя.
Губы офицера презрительно изогнулись:
– Сотня мужчин? Вот эти?! – он ткнул пальцем в толпу за спиной Эрлиха. – Вы не мужчины, а стадо свиней. Не воображайте, что сможете сопротивляться. И не испытывайте моего терпения. Через два часа повозка должна быть полной. Иначе… – Он вытащил из ножен шпагу и приставил ее острие к горлу Хоффмана. – Я понятно выразился, господин бургомистр?
Хоффман вздрогнул, почувствовав у кадыка холодную сталь.
– Вам придется уехать отсюда ни с чем, – с трудом выговорил он. – Эрнст!
Хагендорф скомандовал аркебузирам:
– Целься!
– Это глупо, – невозмутимо заметил офицер. – Как только начнется перестрелка, погибну и я, и ты. Мы стоим посередине.
– Все равно, – выдавил из себя бургомистр. Его кадык напряженно ходил вверх-вниз, как будто он крупными глотками пил воду. – Вас слишком мало…
– Мне достаточно будет справиться с вожаками, – возразил офицер, – благо все вы здесь. Лично тебе я проткну горло, насчет остальных – не знаю, они умрут по обстоятельствам.
И словно в подтверждение своих слов, он слегка надавил клинком. На шее Хоффмана проступила кровь.
Стоявший в первом ряду Маркус Эрлих прижал к плечу аркебузу:
– Я пристрелю его, господин бургомистр!
– Нет, Маркус, – хрипло проговорил Хоффман. На его шее набухли сизые вены. – Он не посмеет ничего сделать…
– Придется объяснить более доходчиво, – произнес капитан. – Ремо!
Бородатый Иеремия чуть шевельнул рукой и, не целясь, выстрелил из пистолета. Один из стоявших в толпе горожан – Ганс Келлер, цеховой подмастерье, – рухнул на землю и скрючился, зажимая ладонями рану в животе. Сквозь пальцы хлынула кровь.
Хагендорф замер с раскрытым ртом. На щеках Якоба Эрлиха играли желваки. Иеремия с невозмутимым видом перезаряжал пистолет.
– Если я прикажу, мои люди выстрелят снова, разом, – сказал офицер. Лезвие его шпаги шевельнулось, заставляя Хоффмана запрокинуть голову немного назад. – Я знаю, ты боишься, старик. Вы не умеете убивать и боитесь смерти – неважно, чужой или своей собственной. А мы видим смерть каждый день. Мы волки, а вы – домашние свиньи, которые всегда будут служить нам пищей. Неужели вы думали, что можете справиться с нами, просто взяв в руки ружья?