Растянувшись на каменном полу, давлюсь слезами и стоном.
За что?
Почему я?
Ответа нет.
С трудом поднявшись на четвереньки, ползу к сбитому из досок лежаку. За мной тянется цепочка кровавых отпечатков.
Больно-то как, мамочки!
Но страх, или даже скорее ужас, перед нечеловеческой жестокостью карлика душит крик. Остается лишь плакать, глотая жгучие слезы, и надеяться. Хотя один бог ведает, на что мне надеяться. Уж слишком все происходящее похоже на кошмар. Не могло в жизни со мною случиться этого. Не могло. Но я понимаю, что это не сон. Кошмар, но наяву. И он происходит здесь и сейчас.
Самое страшное – я не понимаю, что происходит. В голову лезут предположения, одно ужаснее другого. Благо телевидение нынче не скрывает темную сторону человеческой натуры. А скорее даже выпячивает, так что хочешь – не хочешь, но нахватаешься.
Работорговцы, поставляющие в восточные страны невольниц для гаремных утех.
Маньяки. Хотя эти предпочитают действовать в одиночку, если верить криминальному каналу.
Какие-нибудь сектанты. Нынче, пользуясь пассивной ролью православной церкви, в каждом городе по несколько молельных домов разных сект, а уж сколько тайных… а ведь есть еще и антагонисты: сатанисты и дьяволопоклонники разные.
Семейка извращенцев, как в «Доме 1000 трупов» или «Повороте не туда».
«Черные» шахтеры, использующие недобровольных помощников в их опасном и тяжелом труде.
Гномы, если Профессор писал не фантастику.
Ни одно из предположений не сулит ничего хорошего.
– Эй! – грозно рычит карлик, стукнув рукоятью плети по решетке.
Вздрогнув, отскакиваю в дальний укол. Тело сотрясает крупная дрожь.
– Кажется, уроки ты усваиваешь, – довольно скалит желтые и непропорционально крупные зубы человек с плетью. – Иди сюда.
Мотая головой из стороны в сторону, жмусь в угол.
– Не заставляй меня злиться.
Дверь открывается, и карлик повторяет:
– Иди сюда.
Понимая, что, если я не подчинюсь приказу, плеть превратит кожу в лохмотья, через силу поднимаюсь. Не сводя взгляда с подрагивающего на полу кончика плетива, подхожу к двери.
– Стань туда, – кивает карлик.
Выхожу из камеры. В двух метрах от указанного места замерла Нинка. В расширенных глазах подруги мечется тот же страх, который скручивает мои внутренности в тугой клубок. Ее тело, носящее следы близкого знакомства с плетью карлика, едва прикрыто окровавленной майкой, оставляющей открытыми ягодицы.
Живая, слава богу, живая!
Подруга всхлипывает, подается навстречу, но не решается броситься ко мне.
Я тоже не делаю ни одного лишнего движения. Слишком свежа память о боли, слишком силен страх.
Остановившись в указанном месте, озираюсь. Осторожно, стараясь не вертеть головой.
Несколько сзади стоит, переваливаясь с носка на пятку, здоровенный мужик в пятнистом камуфляже. Под два метра рост, широченные плечи, скуластое лицо с высоким лбом и темными-темными, почти черными глазами. Светлые, а быть может, седые волосы пострижены под «ежик». В выправке сквозит что-то военное. И дело тут не в камуфляже, а в комплексе мелких, но красноречивых штришков. Прямая спина, цепкий взгляд, сидящая как влитая форма. Даже автомат на плече выглядит как-то по-армейски уместным. Нет сомнений, что он в один миг окажется в руках, и смертоносный поток свинца разорвет цель в клочья.
Встретив взгляд вооруженного мужчины, цепенею. Так, наверное, замирает мышь пред змеей. Гулко отзывается в ушах ток крови.
Взгляд скользит дальше, и я, вздрогнув, продолжаю осматриваться.
Коридор, начинаясь массивной железной дверью, уходит вдаль и там резко поворачивает в сторону. Мы стоим почти посредине. По правой от меня стороне сплошная стена, часть довольно грубо вырубленного в каменном массиве тоннеля. С противоположной – ряд решеток. За ними угадываются камеры. Шесть или семь. Вроде бы пустые.
Как оказалось, я ошиблась.
Карлик проходит дальше по коридору и открывает дверь крайней камеры.
– На выход.
Подволакивая левую ногу, появляется Федя. Одно ухо ярко-красное, величиной с ладонь. Под глазом припухлость, а на подбородке – кровь. Спортивный костюм в грязи, словно его в болоте неделю вымачивали. Обуви на ногах нет.
– Стань там.
Парень послушно выполняет распоряжение карлика.
Мелькает мысль: «А Боксера взяли или нет?»
Мужик в камуфляже отступает к стене и демонстративно кладет руку на рукоять заткнутого за ремень пистолета. Выглядывающий из-за плеча приклад автомата ныряет вниз.
– Для начала познакомимся. Меня зовут Господин Кнут. Никто не спросит: «Почему?»
Желающих задавать глупые вопросы не нашлось.
– Это, – продолжает низкорослый садист, указывая на здоровяка плетью, – Петр Евгеньевич. А на ваши имена мне насрать! А тебе?
– Тоже, – пожимает плечами седовласый здоровяк, представленный как Петр Евгеньевич.
Не забыть бы.
– А теперь перейдем к главному. Есть правила, – дирижируя плетью, прохаживается перед пленниками карлик. – И вы будете их выполнять. За ослушание – наказание! Для начала кнут.
– Чего вы хотите? – прижав руку к опухшему уху, спрашивает Федя. – Мой дядя заплатит много, только отпустите…
Обрывая речь на полуслове, свистит плеть. Мгновение назад она покоилась в руке, свернутая кольцом, а уже в следующее, вытянувшись, как стрела, впивается раздвоенным концом в затянутый жирком бок.
Закричав, парень падает на колени.
– Встать! – взвизгнул Господин Кнут, благоразумно держась на некотором расстоянии. Одним рывком не дотянешься, а там и мужик в камуфляже подоспеет. – Правило первое – послушание. Полное повиновение. Помните об этом всегда. Второе правило – тишина. Открывайте свои вонючие пасти лишь в том случае, если вам это позволят. Это все. Ах да! За хорошее поведение мы награждаем. Вы спросите как?
Желания задавать вопросы не возникло. Слишком свежа память о свисте плети и обжигающей боли.
– Сюрприз будет, – криво ухмыляется здоровяк надсмотрщик. – А сейчас приведем вас в порядок.
– В здоровом теле – здоровый дух, – изрекает карлик, почесывая потылицу рукоятью плети. – Хотя, если честно, ваш дух для меня не больше, чем пук, он меня совсем не интересует. А вот тело другое дело… Что-то я заболтался. Следуйте за мной. И без шуточек!
Петр Евгеньевич пристраивается сзади. Его движения вальяжны, даже несколько вялы, но это ленца уверенного в своей силе и реакции леопарда, готового в единый миг превратиться из расплывшейся по ветке тушки в смертоносный клубок клыков, когтей и ярости.