Скрип.
– Ты. Обживай.
Скрип. Щелк.
Кого поселили в соседней камере, Федю или Нинку?
Бывший приятель, подталкиваемый в спину, проходит в обратном направлении. Значит, рядом подруга.
Очередной скрип. Тоже совсем близко. Соседняя камера, только с другой стороны.
– Обживай.
Скрип. Щелк.
Опустившись на кровать, таращусь на видимый участок коридора. Обстановка камеры, а иначе и не назовешь этот каменный мешок за крепкой железной решеткой, интереса не вызывает. Кровать, стол, стул, тумбочка и отхожее ведро.
Где-то на задворках сознания вьются мысли, мозг пытается систематизировать информацию, найти ответы на вопросы, но большая часть меня пребывает в тупом, замершем в глыбу бесчувственного льда состоянии.
Если этот лед растает – я сойду с ума от страха перед неопределенным, но, несомненно, ужасным завтрашним днем. Хотя, кажется, я догадываюсь, какая участь нам уготована.
В таком состоянии время теряет привычный смысл, мгновения растягиваются в минуты, часы пролетают, как миг.
Лишь шорохи, скрипы, покашливание, доносящиеся из соседних камер, да шаги прогуливающегося из одного конца коридора в другой здоровяка надзирателя нарушают тишину.
Сопровождаемый скрипом кожаных ботинок, появляется карлик.
Почесывая пузо, он проходит мимо. Спустя несколько секунд раздается скрип и каркающий голос:
– Иди за мной.
Господин Кнут возвращается. За ним следует невзрачная женщина средних лет. Пленница, если судить по халату. Невысокого роста, русые волосы забраны в пучок на затылке. Бледное лицо с острым носом и темными кругами под глазами. Руки с темными узлами вен находятся в непрерывном движении: то теребя воротник халата, то поправляя волосы, то вытирая губы.
«Куда он ее повел?» – мелькает мысль. Мозг начинает выдавать версии. Но неохотно, почти сразу скатываясь обратно к отрешенному состоянию.
Сижу, смотрю, а в голове гудит пустота. Такая соблазнительно равнодушная ко всем мирским бедам.
Не сразу замечаю, что карлик вернулся. На этот раз пленница идет перед ним, держа в одной руке плетеную корзину, а во второй эмалированное ведро.
Поспешно вскакиваю с кровати.
Остановившись напротив меня, женщина поднимает корзину.
Господин Кнут внимательно наблюдает за тем, как она дрожащими руками достает из корзины полулитровый пластиковый стакан, мутное содержимое которого испускает мясной аромат. Из ведра извлекается бумажный пакет наподобие тех, в которых подают заказы в кафе быстрого приготовления.
Осторожно принимаю протянутый сквозь решетку обед. А быть может, уже ужин или даже завтрак. Время разрушило привычные ориентиры, заставив затеряться в нем.
Женщина, а вслед за ней и карлик проходят дальше.
От запаха пищи рот наполняется слюной.
Сглотнув, заглядываю в пакет.
Раз, два, три… кусочка хлеба, пара котлет и очищенный банан, несколько потемневший и частично утративший форму.
Внимательно осмотрев содержимое стакана, не нахожу ничего подозрительного. Обыкновенный вермишелевый суп. Судя по запаху и маслянистой пленке на поверхности – быстрого приготовления.
Мне ли язвы бояться?
Делаю глоток.
Вкуса не чувствую, но не останавливаюсь. Еще глоток. Кусочек хлеба.
Лед, сковывающий сознание, тает.
По щеке скатывается слеза.
Бульк! Разрыв в маслянистой пленке медленно затягивается.
Перехватывает горло.
От жалости к себе ноет сердце.
«Почему я? – стучит в голове. – Почему это все происходит со мной?»
Ответа нет.
Ночь прошла как череда кошмаров, сменяющих один другой.
Провалившись в сон, оказываюсь в палатке, и пьяный Максим отчего-то с лицом карлика и кнутом вместо мужского достоинства начинает душить меня, навалившись всем телом.
Судорожным рывком проснувшись, от отчаяния грызу кулаки, чувствуя, как по пылающему телу струится холодный пот.
Спустя некоторое время приходит новый сон, тоже полный боли и страха. Нинка с плетью в качестве хвоста кусает меня и ржет нечеловеческим голосом: «Тебе место в стаде. Время получить награду, иго-го!»
Открыв глаза, с ужасом вижу разглядывающего меня сквозь решетку карлика.
Тело леденеет.
Лишь сердце с интенсивностью перфоратора пытается пробиться из груди наружу.
Зевнув, Господин Кнут уходит.
От облегчения кружится голова, но от этого навалившееся следом отчаяние во сто крат горше.
О наступлении утра оповещает карлик, проорав во все горло:
– Подъем! Солнышко встало, у меня тоже… и вам время вставать и славить Господа за день, что дан вам милостью Великой Екатерины.
Вспыхнуло в полный накал освещение, на ночь приглушенное.
Вытащив из камеры совсем еще юную девушку, лет пятнадцати, низкорослый надзиратель поднимает подол халата и звонко припечатывает ладонью по худенькой попе. Девушка взвизгивает, подпрыгнув. Господин Кнут довольно ржет и гонит пленницу на кухню, как стало понятно по их возвращению с неизменными ведром и корзиной. Воображение за это время породило не одно видение кошмарного насилия. В этот раз, слава богу, не сбывшееся.
Сразу после плотного завтрака, состоящего из запаренных в молоке овсяных хлопьев, стакана теплого чая и внушительных размеров бутерброда с сыром и колбасой, карлик отводит меня и еще одну женщину в ту часть подземелья, где проживают местные хозяева.
Сперва проходим через караульное помещение, которое я вчера не заметила. Вход в него расположен рядом с закрытыми воротами, через которые заносили-выносили Великую Екатерину, с противоположной камерам стороны. Диван, столик, пара кресел… осмотреться обстоятельнее не успеваю, выхожу в коридор. Здоровяк увязывается следом. То ли ради безопасности карлика, то ли в ожидании развлечения.
Как шли дальше, не запомнила, поскольку мозг парализовал страх. Коридоры, повороты…
Куда нас ведут? Зачем?
Заведя в жилое помещение, Господин Кнут резко остановливается.
Едва не налетев на подругу по несчастью, торможу, чувствуя, как желудок сжимается в тугой комок.
– Приберитесь тут, – велит карлик, кивнув на орудия домохозяек: веники, щетки, ведра с тряпками. Обернувшись к могучему надзирателю, говорит: – Присматривай за ними, чтобы не отлынивали.
По каменному лицу скользит намек на ухмылку.
– Конечно.