Голос ее заледенел.
– Ты полагаешь, я торгую СОБОЙ?
Все замерли, боясь привлечь к себе внимание.
Даже карлик замер, так и не нанеся удар плетью.
– Нет, нет, – бормочет Максим. Его колотит крупная дрожь, по лицу бегут пот и слезы.
– Приступайте, – опустившись на кресло, приказывает Великая Екатерина.
Призраки, отталкивая один другого, спешат утешить ее ласковыми поглаживаниями и поцелуями.
Шумно выдохнув, карлик подскакивает к Боксеру и наотмашь бьет рукоятью плети по лицу. Из разбитых губ брызжет кровь.
Мордоворот добавляет под дых, и Максим, задохнувшись, падает на колени.
Карлик ловко связывает его руки за спиной.
Нога Петра Евгеньевича несильно толкает в спину.
Боксер падает лицом на возвышенность.
Петля затягивается на шее. Веревка, скользнув по груди, обвивает ноги.
– Помоги, – просит Господин Кнут, протянув конец веревки Мордовороту.
Тот, ухватив ее двумя руками, упирает ботинок в оттопыренный зад и потягивает.
Боксер взвыл. Его голова приблизилась к коленям, спина устрашающе выгнулась.
– Достаточно.
Затянув узел, карлик отходит в сторону.
Лишенный возможности шевелиться, Боксер лишь скулит, повторяя как заведенный:
– Нет, нет, нет…
– Девочки, придержите его, чтобы не упал.
Украшенные перьями узницы поспешно выполняют приказ.
Великая Екатерина, роняет трусики с резиновым придатком в протянутую руку одного из Призраков, и тот с силой бросает их мне.
Инстинктивно хватаю летящий предмет.
– Надеть, быстро!
Нерешительно мнусь.
Плеть жалит в спину.
Залившись краской, натягиваю трусики. То ли от дыма чадящего костра, то ли от страха чувства несколько притуплены, и все происходящее доходит с небольшой задержкой и как бы отстраненно. Словно я смотрю на творящееся действо из-за плеча.
– Удобно ли тебе, милая? – вкрадчиво интересуется Старуха.
Меня обдает жаром.
– Да, Великая Екатерина.
Страх и боль хорошие учителя.
– Приступай.
Сняв ошейник, карлик пинком подгоняет меня к скрюченной фигуре Боксера.
Максим стоит неподвижно. Лишь взгляд, которым он сверлит меня из-под подмышки, полон ненависти.
– Приступай!
Придерживая резиновый фаллос рукой, направляю его. Как это происходит, я знаю, но как бы это выразить точнее… с обратной стороны.
– Чего встала? – визжит карлик, размахивая плетью. – Вперед!
Плеть обжигает ягодицы и бедро.
Инстинктивно дергаюсь.
Дикий крик. Преимущественно не мой.
И странная в своей злорадности мысль: «Теперь ты понял, каково было мне?»
Еще удар. Рывок. Крик. Еще…
К тому времени как сознание потухло, не выдержав нескончаемого града ударов, спина превратилась в сплошную рану.
– Что, подруга, – криво ухмыльнуляется карлик, буравя меня взглядом, – дружку наскучила? Не зовет больше.
Молчу.
– А то, может, меня потешишь? Уж я-то жару задам – из ушей дым пойдет.
Сжав зубы, поднимаю пакет с отравой.
Господин Кнут рукоятью плети отводит в сторону полу халата, хмыкнув, оголяет мою грудь.
– Да уж, – кривится он. – Поскупилась природа.
И переключает внимание на толстушку.
– А ты чего ждешь? На четвереньки.
Женщина подчиняется.
– Худосочная, – поигрывая плетью, произносит карлик. – Рассыпь отраву в каждый угол, в каждую трещину. Поняла?
– Да.
– Проверю. Иди.
Я поспешно ныряю в коридор, прижимая к груди мешочек с отравой, словно спасительный амулет.
За спиной раздается хлопок, женский визг и довольное бормотание карлика.
Садист.
Для каких нужд служит этот коридор – непонятно.
Ни мебели, ни ковров… лишь маломощные лампочки через каждый метр да натянутая по стене стальная проволока.
Надев резиновую перчатку, открываю мешок и начинаю рассыпать отраву. Жменю в трещину, другую – в небольшой закуток…
Два шага в сторону и обрабатываю вторую стену.
Шаг вперед. Операция повторяется.
В спину бьет очередной крик.
Вздрогнув, продолжаю работать.
Тупик. Коридор никуда не ведет. Голая стена.
Распрямив спину, перевожу дыхание. В голове гудит.
– Эй ты, худосочная! – В проеме нарисовалась низкая, но коренастая фигура. – Ты долго возиться будешь?
– Все сделала, – отвечаю я, спеша на зов.
– Я тоже, – сообщает довольный карлик, вытирая потный лоб. И заходится раскатистым смехом.
Угомонившись, он запирает дверь и командует:
– За мной.
Толстушка с трудом делает шаг. По ногам струится кровь, на шее следы от пальцев, в глазах слезы.
Взяв ее мешок с отравой, поддерживаю под руку.
– В комнатах яд рассыпайте аккуратно. Ясно?
– Да.
Первая комната, судя по размеру одежды на вешалке, принадлежит карлику. То-то он ретиво следит за каждой крупицей отравы, которую мы отмеряем.
– Рассыпай яд, не жалей, – прикрикивает Господин Кнут, заглядывая в шкаф. – Туда. И туда!
Я рассыпаю. Жменю возле одной трещины, жменю – возле второй… В тот миг, когда надзиратель отворачивается, переключившись на толстушку, я сую кулак в карман и разжимаю пальцы. Действие было инстинктивным, как я буду использовать яд, мыслей пока нет.
Кошусь на Господина Кнута. Смотрит в другую сторону.
Поднявшись на ноги, перехожу в дальний угол.
– Достаточно, – решительно заявляет Господин Кнут, указывая на дверь.
Выходим.
У входа в комнату с противоположной стороны коридора мы сталкиваемся с Мордоворотом. С хрустом распечатав пакет с солеными орешками, он захлопывает дверь и едва не налетает на карлика.
– Ты чего здесь делаешь? – накинулся тот. – Кто за этими приглядывать будет?
– Там Бориска – присмотрит.
– Тогда ладно.
Хмыкнув, Петр Евгеньевич пошел прочь.
А Господин Кнут, проводив его взглядом, набрасывается на нас с ором: