Новый старший констебль покраснел и, тут же подстегнув лошадь, ускакал.
– А вы присмотрите за ранеными, – обратился Саймон к толпе. – Соберите всех, кто валяется внутри и здесь, и свяжите веревками… или чем сможете найти. И перебинтуйте рану Фраймана.
– Ему следовало бы истечь кровью в грязи, – пробормотал кто-то.
– Может, именно этого он и заслуживает, – спокойно ответила Элис. – Но пусть предстанет перед судьей. Как и остальные. – Она обернулась к людям, выходившим из шахты: – С ними все хорошо?
– Да, мы слышали Генри. Там все в порядке. Поднимутся минут через десять.
Элис прижала руку к груди и вздохнула с облегчением. Саймон умирал от желания обнять ее, но следовало закончить ремонт насоса. Он стиснул руку девушки и, подхватив винтовку, вернулся в машинный зал. Элис последовала за ним и тут же вытолкнула дрожавшего Харролда наружу. После чего рабочие уносили раненых управляющих.
Прошло еще несколько минут, и насос заработал в полную силу. Саймон ждал ощущения триумфа, но на душе было тяжело и причина этого стояла рядом, молча наблюдая за ним.
– Позже придется еще раз спуститься в шахту и посмотреть, какой ущерб нанесло затопление, – сказал он, вытирая руки ветошью.
– Все это не столь уж важно, – ответила Элис, откладывая молоток. – Главное – мы в безопасности.
Она повернулась к Саймону. Лицо ее было в грязных потеках, волосы выбились из пучка, но глаза сияли.
«Прекрасна, как никогда», – промелькнуло у Саймона. Боль в спине отдавалась во всем теле, но еще сильнее была боль, пронзившая сердце.
Тут Элис обняла его, и они прижались друг к другу.
– Все сделано, – прошептала она. – И все кончено.
Оба знали, что она говорила не только о шахте, но им не хотелось это признавать. Слушая радостные крики во дворе, они долго стояли, крепко прижавшись друг к другу и стараясь не думать о будущем.
Когда Элис, Саймон и все остальные вернулись в деревню, Тафтон и Уир уже исчезли.
– Что, если они вернутся? – спросила Элис.
– Не вернутся, – ответил Саймон.
Он сказал это так уверенно, что она решила не спорить. В конце концов, он лучше разбирался в таких вещах. Так что придется довериться ему. Она и доверялась – во всем.
Вместе они навели порядок в деревне, где некоторые пострадали, когда уклонялись от бешено мчавшегося экипажа Стокема. Элис собрала женщин, умевших ухаживать за ранеными, и все они, включая Сару, устроили в доме холостяков что-то вроде госпиталя.
Саймон же, уверившись, что Типпетт и другие брошены в деревенскую кутузку, поговорил с Генри и его друзьями об организации работы на шахте. Разумеется, кое-что им посоветовал.
Элис постоянно следила за ним, пока он ходил по деревне, но у них не было времени остаться наедине. И каждая секунда все больше их разлучала. Если раньше время ускользало, то теперь неслось галопом. Неслось к моменту, когда Саймон покинет ее и она начнет новую жизнь.
Приехал Байс с представителями закона – судьей и констеблями. С ними прибыл темный фургон с решеткой на заднем окне. Кроме того, Байс привез доктора. Убедившись, что заключенные выживут, констебли погрузили их в фургон. Но никто не кричал от радости, когда фургон выкатился из деревни. Тишина воцарилась среди стоявших на улице. Все поняли, что праздновать нет причин. Препятствия устранены, но впереди их ждали новые. Управлять шахтой – дело нелегкое. Им придется преодолеть немалые трудности.
– Справимся ли мы? – спросила Элис у брата, остановив его на дороге.
– Это то, чего мы хотели, – ответил Генри.
Она кивнула:
– Да. Но битва не закончена.
Генри обнял ее за плечи и стиснул.
– Моя сестра может быть огромным чирьем на заднице, но она очень умна. Она объяснила мне: за себя надо бороться.
Элис тихонько вздохнула. Тепло распространялось по всему телу, но покоя и умиротворения она не чувствовала. На душе была лишь грусть, и болезненно сжималось сердце.
Солнце уже садилось, и она вдруг поняла, что бесцельно ходила по улицам, словно искала потерянную вещь. Столько всего предстоит сделать, а она не могла сосредоточиться и взять себя в руки.
«Это ведь то, чего ты хотела все время», – сказала себе Элис. Она уселась на низкой ограде, окружавшей церковный двор, и поплотнее завернулась в шаль, глядя на деревню. Солнце опускалось все ниже, и вскоре длинные тени протянулись по земле, а в деревне зажглись огни – далекие, как звезды. А здесь, во дворе, было очень тихо. Мертвые не знали, что мир изменился.
Чьи-то шаги заставили ее встрепенуться. И тут же сильные руки придержали ее. Она сразу же узнала эти руки. И ее не удивило, что Саймон сумел подобраться так близко, а она его не заметила.
Они уселись рядом и стали смотреть на деревню. Он свернул сигарету, зажег ее и затянулся несколько раз, выдыхая дым. Она протянула руку, и он взглянул на нее с удивлением. Но все же отдал ей сигарету.
Она затянулась и отчаянно закашлялась. Вот тебе и попытка быть элегантной и утонченной…
Он похлопал ее по спине и осторожно отобрал сигарету.
– К такому привыкать не стоит.
– Почему же ты куришь?
– Я давно хотел бросить, но не было веской причины.
– Может, если женщина попросит тебя бросить…
Он щелчком сбил столбик пепла.
– Тогда может быть…
Но этой женщиной будет не она, не Элис. И оба это знали.
Несколько минут они молчали, и она, не выдержав, тихо спросила:
– Это всегда так бывает? После того как выполнишь задание?..
Он, казалось, сразу понял, о чем речь.
– Нет, обычно испытываешь удовлетворение.
– Я знала, что так и будет, но все же… – Элис умолкла и поплотнее закуталась в шаль. Слова не шли с языка. Ни одно не казалось правильным. Казалось, говорить ей мешала какая-то странная холодная пустота.
Мир куда сложнее, чем она предполагала. И она сама куда сложнее, чем предполагала. Это всегда было в ней, только таилось в глубине души. Саймон пробудил в ней эту часть ее самой, и теперь она мучилась.
Он посмотрел на светящийся кончик сигареты, прежде чем отбросить ее и раздавить каблуком.
После чего сунул руки в карманы и сказал:
– Я тоже.
В горле саднило, словно она долго кричала. И она не смотрела на него: не могла.
– Не хочу, чтобы ты уезжал, – прохрипела она.
Они по-прежнему не смотрели друг на друга. Разглядывали деревню, словно это было самое увлекательное в мире зрелище. Словно она не видела эту деревню множество раз. Словно не могла бы описать ее с закрытыми глазами.