Саймон вернул салют – и протянул руку. Они обменялись рукопожатиями, потом Эдгар сказал:
– Ты вполне можешь взять одну из лошадей констеблей. Ведь у нас остался только Байс, а до вокзала – долгий путь. Вряд ли после такой битвы тебе захочется идти пешком.
Конечно, эту битву нельзя было сравнить с Роркс-Дрифт – ни по крови, ни по количеству убитых. И все же выжить удалось с трудом. Он кивнул и, прежде чем уйти, оглядел огромную общую комнату, по которой гуляли сквозняки, – комнату, недолго бывшую ему домом.
Распрощавшись с Эдгаром, Саймон отправился в полицейский участок, где принял благодарности, но постарался не тянуть слишком долго. Где-то в деревне была Элис: либо все еще у церковного двора, либо ушла домой. «Так или иначе, нужно уходить как можно скорее, – думал он. – Побыстрее вытащить копье из раны. Будет кровь и боль, но иначе не выжить».
Попрощавшись с Байсом и взяв одну из лошадей, Саймон вскочил в седло и выехал из города быстрым галопом. Уже наступила ночь. Свет и тепло деревни остались позади. Скоро он прискачет в Сент-Урсулу и сядет на лондонский поезд. Скорее всего, он еще до полуночи окажется в Лондоне, где его уже ждала новая миссия. В конторе «Немисис» ему предложат чашку чаю и сообщат последние новости. Словно ничего не изменилось. Словно можно продолжать жить так же, как всегда.
Чем дальше Саймон отъезжал от деревни, тем яснее понимал: единственное, что изменилось и никогда не будет прежним, – это он сам.
Конечно, он будет продолжать свою деятельность в «Немисис», и в этом смысле все останется по-прежнему, но часть его души была утрачена: она находилась там, рядом с Элис.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Сара.
Элис подняла голову от плиты.
– Готовлю ужин. Вряд ли у кого-то сегодня была хоть крошка во рту.
– Но что ты делаешь ЗДЕСЬ? Я видела, как Саймон минут двадцать назад уехал из города.
Элис помешала кипевшее на плите рагу. Скоро в лавке будет мясо получше. Может, не придется больше тушить все, чтобы сделать съедобным.
– Дорогая… – Сара положила руку ей на плечо, но от этого ласкового прикосновения стало еще больнее.
– Оставить все? – пробормотала Элис. – Забыть друзей и семью? Работу?
– И дробить руду до конца жизни?
– В этом нет ничего дурного.
– Да, верно, но… Господи, Элис, ты ведь можешь добиться большего!
Перед ее мысленным взором промелькнули сцены: они с Саймоном прокрадываются в дом управляющих и крадут масло; они меняют поезда и имена; и еще – выражение лиц владельцев, когда те поняли, что она их одурачила. А потом она сражалась против констеблей подобно мифическим воинам-женщинам. Саймон вначале ей не доверял, но затем поверил в нее, как никто на свете. И он… О боже, он любил ее! Действительно любил.
– На шахте так много работы, – напомнила Элис.
– У нас есть кому заботится о шахте: это умные и добрые люди. А ты и так уже немало сделала.
Сара опустилась на стул, который скрипнул под ее весом.
– А ты и малыш? Я не могу оставить тебя сейчас.
Невестка осторожно погладила живот.
– Ты уже сделала мне и малышу лучший подарок – шахту. Благодаря тебе мы обрели достоинство и свободу. Обрели то, чего у нас раньше не было.
Элис пожала плечами. Что она могла на это ответить?
– Что же до заботы о ребенке, то у меня есть кузины и соседи. Многим и до меня приходилось заботиться о малыше без помощи сестры или невестки. А Генри сделает все, что от него потребуется. – Сара улыбнулась. – Уж он постарается.
Элис отошла от плиты и со вздохом пробормотала:
– Значит, я здесь бесполезна? Никому не нужна?
Сара усмехнулась:
– Какая же ты упертая… Конечно, ты нам нужна. Но больше всего на свете мы хотим, чтобы ты была счастлива.
– Я счастлива, – заявила Элис, но тут же добавила: – Буду… когда-нибудь.
– Думаю, твое счастье двадцать минут назад покинуло город.
Элис повернулась к стене и уперлась в нее руками, едва сдерживая порыв биться о стену головой. За спиной ее послышался вздох, а потом невестка снова положила руку ей на плечо.
– Знаешь, чего я больше всего боялась в день свадьбы? – спросила она.
– Что тебя вырвет прямо на викария?
– Нет, глупая, – хмыкнула Сара. – Тебя.
Элис порывисто обернулась.
– Меня? Но что я такого сделала?..
– Я никогда не встречала таких, как ты. Я была скромной и послушной девочкой, а ты – совсем другой.
Сара покачала головой. Ее глаза сияли.
– И я так боялась не угодить Генри, что была уверена: ты посчитаешь меня глупой. А мне так хотелось походить на тебя… Стать такой же уверенной, независимой, смелой.
Элис молча уставилась на Сару. Ее добрая милая невестка восхищалась ЕЮ?
– А теперь ты не считаешь меня уверенной и смелой?
Сара с улыбкой ответила:
– Думаю, если ты очень сильно захочешь чего-то, то добьешься своего. Это не изменилось. Вопрос лишь в том, чего же ты хочешь.
Сердце Элис гулко забилось. Она была абсолютно уверена, что сможет выжить без Саймона, но… Это было бы тоскливое существование, без радости и страсти. Без любви.
Наклонившись, она поцеловала Сару в щеку, затем схватила шаль и поспешила в ночь. Оставалось надеяться, что она успеет перехватить Саймона по дороге.
Не проехав и трех миль, он остановил лошадь. Темные холмы расстилались впереди, а огни Тревина казались маленькими тусклыми точками. Он был нигде. Между двумя мирами. Впереди – знакомая жизнь и все те роли, которые он умел играть. Позади же – совершенно иное… Та жизнь, которую он не мог себе представить. Но там была одна женщина, державшая его как якорь. Там была Элис.
При мысли о ней его охватила невыносимая тоска. И в то же время – наслаждение. Она была и тем и другим. Он проклинал ее упрямство, – но как он мог проклинать то, что любил в ней больше всего? И черт его побери, если он не такой же упертый, как она.
Вдалеке от Лондона и деревни он становился самим собой. Ничто не отвлекало. Не нужно играть никаких ролей. Он просто мужчина. Мужчина, который страстно хотел женщину.
Саймон развернул лошадь. И уже хотел ее пришпорить, когда услышал… Кто-то звал его по имени.
Элис! Она пришла за ним. Зовет его.
Он пустил лошадь в галоп, и вскоре она вынырнула из темноты – стройная тень, воплощение силы и растрепанной красоты. В следующее мгновение он спрыгнул на землю и обнял ее.
– Я повернул обратно…
– Я бежала за тобой…
Он прижал ее к груди, а она крепко обняла его.