– Ой, Нума, прекрати! А то мне станет плохо.
– А мне есть хочется! Вообще, Нелли, я рад знакомству с тобой. Узнал столько нового! Раньше думал, раз мне в родном паге хорошо, везде так же. Теперь понимаю Цицерона, когда он говорит, что кое-что надо менять. Ты – молодец! И дерешься хорошо: следопыт не врал, когда рассказывал.
Нелли придвинулась ближе к растянувшемуся на сухом песке Нуме. Под его теплым боком была не страшна любая тюрьма.
– Какое наказание нам грозит за то, что мы сбежали от фламинов? – спросила она.
– За побег наказание одно – доставка обратно. Но тяжесть проступков у нас разная. Ты там крепко наворотила, тебе назад нельзя. Я, когда все увидел, очень испугался: не смог бы так. Хотя я сильный. Да и вряд ли меня упакуют в сеть. Цицерон говорит, я ее порву тяжестью тела. Скорее всего, меня отправят в Урбс, в служение к Великому Нумену. Говорят, ему нужны только очень сильные крысы.
– Зачем?
– Чтобы управлять, думать…
– За всех сразу?
– Нелли! Об этом поговори с Цицероном. Я знаю одно: так задумано Матерью. Она назначила Нумена, и я… его боюсь, – перешел на шепот Нума.
– Цицерон говорил, он бессмертен, – тоже шепотом сказала Нелли.
– Так задумано. Чтобы власть и защита не прекращались.
– А почему Цицерона не арестовали?
– Цицерон отвертится. Фламины его следов точно не учуяли! Как и Корнелия. А мы с тобой натоптали.
– Все хотела спросить, как следопыт прячет следы?
– Не знаю. Но мне кажется, он вообще ничем не пахнет. Я узнаю его только по морде.
Последнюю фразу Нума произнес вяло и невнятно. Нелли тоже чувствовала усталость. Она поерзала на песке, чтобы выдавить удобное углубление, и быстро погрузилась в сон.
азбудил ее Цицерон, стоявший рядом с прутьями, но по ту сторону.
– Привет, красавица! – Он говорил вполголоса. Не хотел будить брата.
– Я тебе не красавица! – зло прошептала Нелли. – Долго нас здесь будут держать?
– Не думаю, что долго. В Совете декурионов пылают страсти. Варрий рвет и мечет.
– Мечтает выдать нас фламинам?
Цицерон утвердительно кивнул.
– А остальные что говорят?
– Прокус Мудрый против. Так и говорит: «…исключительность этой самки…»
– Какая исключительность? – возмутилась Нелли.
– Лучшего убийцу, Коклесса, кто прикончил? От него даже рваных ушей не осталось.
– Это случайность, я была на грани!
– А владение взглядом, уничтожающим мышей? Этого мало?
– Я думала, они просто испугались и умерли от страха. Может, они ослабли от лечения Руфа.
– А разнесенные сферы фламинов?
– Ты думаешь, я особенная? – со страхом спросила Нелли.
– Уверен!
«Не уверена», – подумала Нелли, вспомнив прикосновение Крысолова.
– Вот я обыкновенный, – сказал Цицерон, и Нелли не уловила в его голосе ноток сожаления. – Признаю, на нависе немного… забоялся. Чуть не отбросил лапы в ужасе! Ты прости, что не помог.
– Humanum amare est, humanum autem ignoscere est. Человек любит, человек и прощает, – выдала Нелли, неожиданно вспомнив уроки ненавистной латыни.
Цицерон с минуту и очень внимательно ее разглядывал.
– Да, такая умная, – сказала Нелли, не дождавшись его комментариев.
– Кстати, – очнулся Цицерон. – Я не один. Малыш, явись!
Из-за угла появился маленький крысенок и неуверенным шагом приблизился к прутьям решетки. Шелк мягкой и светлой шубки выдавал ее недавнее приобретение. По-детски наивный взгляд подчеркивали розовые и прозрачные ушки, не огрубевшая кожа на носу.
– Узнаешь? – усмехнулся Цицерон.
– Нет, – призналась Нелли, пытаясь вспомнить малышей – родственников Цицерона и Нумы. Запах шел знакомый. Но тут ее взгляд упал на лоб крысенка. Белое пятно в форме кольца!
– Как ты его нашел? – спросила Нелли потрясенно.
– Не я его нашел, а он тебя. Попросился у охраны пройти со мной.
– Чего тебе? – бесцеремонно спросила Нелли малыша.
– Ты красивая! Пополамная, – с восторгом прошептал крысенок.
– Какая?!
– Он имеет в виду – двухцветная.
– Как дела у Сэмис, твоей матери? – смягчилась Нелли.
– Хорошо. У меня есть еще братики и сестрички.
– Быстро у вас с этим делом.
– Бэсс просила передать, что она восхищена и на твоей стороне.
– Бэсс? – переспросил Цицерон. – Это кто, Нелли?
– Его воспитательница.
– Проводишь меня к ней потом, – попросил Цицерон малыша.
Малыш кивнул. Он протянул лапу, в которой оказался кусок сыра: такой засохший, что, когда крысенок коснулся им решетки, она зазвенела словно от удара камнем.
– Давно хранил? – спросил Цицерон.
– Ага. Берег угостить, не ел. Вон тут немножко откусил…
– Спасибо, Улисс! – сказала Нелли, тронутая заботой малыша.
– А вас кормили? – поинтересовался Цицерон.
– Нет. И Нума переживает по этому поводу.
– Я вернусь, – сказал Цицерон и вышел.
Улисс легко протиснулся сквозь прутья решетки и оказался в камере-клетке.
– Я знаю, ты – человек! – сообщил он заговорщицким тоном.
– Пес горелый! Откуда?
– Бэсс сказала маме.
– О чем еще они говорили?
– О тебе и о том, что опасно держать человека в паге. А я не боюсь! Я вообще стану человеком.
– Как? – На мгновение Нелли почувствовала себя прожженной шпионкой рядом с бесхитростным сотрудником закрытого учреждения.
– Не знаю. Но хочешь, спрошу у Бэсс!
– Улисс, не надо! Зачем тебе быть человеком?
– Чтобы быть с тобой, сражаться с врагами и совершать подвиги!
Лучше бы она дала ему имя Маркус Безмолвный или Юлий Глупышка. С маленькими детьми надо действовать осторожно, не оставлять секретные данные без прикрытия. Найти новую тему и «заболтать» ребенка!
– Что это у тебя? – спросила Нелли, прикоснувшись к кулону, висевшему на шее Улисса. – Это же… человеческий зуб! Ты что, человека съел?
– Это подарок к Празднику первого резца! – с гордостью сказал Улисс. – Люди бросают зубы в щели, чтобы мы их находили.