Э, нет. Либо вы от всего отказываетесь тут — и переезжаете в Крым. Либо не тянуть лапки к землям — и останетесь при своих.
Поскольку беседа была приватной — подействовало отлично. И все же, все же…
Не успокоятся. До сих пор ищут подходы к Ванечке, к Феде, даже к Любаве, чтобы через нее влиять на Володю.
Алексей отлично сознавал, что царь — реформатор никому не нужен. Хорошо памятен был ему разговор с сестрой. Они тогда сидели поздно ночью, после казни Хованского — и Алексей смотрел в стену остановившимися глазами, а Софья просто держала его за руку и была рядом, как всегда, с раннего детства, и одним присутствием своим разгоняла по углам черные тени. И знал Алексей — никуда она не уйдет. Они уже вместе…
— Соня, как же тяжко…
— У тебя всегда есть выбор, братик.
— Да неужто?
— Ты можешь царствовать, а можешь править.
Разъяснений не требовалось. Чем это друг от друга отличается, Алексей знал. Можно проводить время в молитвах, постах, охотах и прочих развлечениях. И довериться советникам, да хоть бы и той же Соне. Она справится.
А можно взвалить на себя небо — и надеяться, что не дрогнут руки. Или что рядом встанет кто‑то еще.
Одно Алексей знал точно, Софья всегда будет на его стороне, что бы он ни выбрал.
— Могу.
— И если решишься править — будь готов к худшему. При жизни тебя будут ненавидеть и травить, а после смерти могут и проклясть.
— Только так?
— Не стану врать. Не знаю точно, но подозреваю, что — да. Народ не любит, когда что‑то меняется. Даже если это к их выгоде, но польза‑то там, в будущем, а меняться надо уже здесь и сейчас. Так что… Тебя будут ненавидеть, пытаться убить, подложить кого‑нибудь в постель, разбить наш союз…
— Соня, как же мне жалко иногда, что ты — моя сестра. Ей — ей, будь мы хоть чуть дальше — женился б не глядя!
— Ты бы меня и не узнал никогда, — усмехнулась Софья. — Кто бы меня к царевичу подпустил? Нет уж. Мы тебе принцессу найдем, не менее. Хочешь?
Алексей не знал. А чего он хочет? Что ему нужно?
Впрягаться ли в этот воз? Рисковать ли?
А впрочем, знал он уже ответ, изначально знал…
— Ты будешь со мной?
— Всегда.
— На Ваньке казна, на мне армия, на тебе дипломаты и бояре… потянем?
— Найдем и других коней.
— Тогда с утра же…
И на лице сестры расцветает улыбка.
— Лешка… с Богом!
Они справляются, но как же тяжело. И женитьба…
Так прописано. Царь не может жениться по любви. Никак. Да и царевна…
— Соня, а если бы Ваня был другим? Пил, гулял…
— Был бы бесполезен для нас?
— Ну… да. Ты бы тогда…? — Алексей не договаривает, но ведь и так все понятно.
— Алешенька, братик, не знаю. Наверное, нет. Не можем мы себе того позволить. Корона слишком дорого берет с любого из нас.
— И ты бы смогла отказаться? От любимого человека?
— Это было бы очень больно, Алешенька. Но это обратная сторона власти. Нам много дано, но с нас много и спросится.
И глядя в сумерки, Алексей Алексеевич Романов радуется, что не любил. Так, как пишут в пьесах — не любил. Ему было хорошо, приятно, весело, но так, чтобы умереть без любви — Бог миловал, не иначе. Что ж, Ульрика — так Ульрика. Даже если он не сможет влюбиться в эту девушку. По крайней мере он будет ей верен. Будет беречь ее, как свою жену, уважать, разделять совместные обеды и ужины, делать детей…
Она не поймет, что чего‑то не хватает, он не допустит.
А значит…
Перо быстро бежит по пергаменту. Приказ в казначейство. И — список.
Драгоценности, меха, кое‑что из крымских трофеев… надо произвести впечатление на Кристиана?
Надо!
* * *
Впрочем, не везде к идеям русских варваров отнеслись благосклонно. Сказать, что Педру не понравилась идея сватовства русского царя?
А сколько там было печатных слов?
Лучше уж промолчать. Поскольку печатными там были только предлоги. Но и извернуться не получалось. Виктор Савойский (скотина — и вся семья его такая!!!) писал, что опасно более и считает необходимым освободить принцессу от данного слова. Кой там консорт? Он, бедолажечка, рукой — ногой шевельнуть не может, его всего корежит, опасается, как бы навек парализованным не остаться. И как тут губить жизнь невинному ребенку?
Никак, правильно.
Понятное дело, что сам Виктор тут бы не при чем, крутила его мать, умная и хваткая дама, но результат‑то один!
Можно бы послать ко двору Людовика, переговорить с ним. Интересы у Франции и Португалии примерно в одних и тех же областях, да вот беда, у Людовика пока один сын. И консортом его не отдадут. А принимать какую‑то шушеру?
Софья была несправедлива к королевским дворам. Там тоже рассматривали внебрачных детей короля, как второй сорт. Да, не брак, но и предлагать им брак тоже никому не хотелось.
Ублюдок — он и есть ублюдок, а уж как там это красиво называется…
С другой стороны — брат русского государя был не намного лучше.
Здоровый, симпатичный, неглупый. Это большой плюс. Плюс и тот, что коли ему еще детей не даст Бог, царь обещал брата своего отпустить. Пусть Белла правит, а Ивиан (какие ж сложные у русских имена) будет при ней принцем — консортом.
Все остальное — сплошные минусы.
Даже если так прикинуть, где Португалия, а где Русь? Полгода ехать — да и плыть не меньше. К тому же плыть — через владения турок, а уж те своего не упустят.
Торговать — неудобно, воевать еще неудобнее, влиять на ребенка — можешь и не мечтать.
И как жить? Грустно…
С другой стороны, турецкое воинство общим числом сто двадцать тысяч человек — и набрали же где‑то — мерным шагом двигалось к границам страны. И у Педру были сильные подозрения, что отсидеться в стороне не удастся. Если русские могут прийти на помощь — пусть придут, но отдавать им дочь?!
Нет уж!
Принцесса опасно больна!
Так и отпишем. Пусть сначала помогут, а уж как там их кинуть…
* * *
— Козел!
Алексей своих чувств и не скрывал, да и Ваня был не менее категоричен.
— Чтоб ему…
С учетом последних событий на политической арене картина получалась не совсем красивая. Мистер Тёкели слегка пококетничал, уверяя русского государя в своей готовности прогнуться. Даже сильно пококетничал.