– Что поняла? – спросил Игорь.
– Что ты из клиники Линд. Тут же недалеко. Я тоже там лежала. Моего друга Каспера – я с ним там познакомилась – тоже так возили, как тебя, под охраной, из-за наркотиков. Вот я и догадалась. У тебя же ничего серьезного? Родители вечно выдумывают из мухи слона. Подумаешь, кокос ну или там таблетки, я не говорю про травку – она вообще полезна для здоровья. Ты же не героинщик, я надеюсь?
– Нет, – честно ответил Игорь. – Пробовал один раз, давно еще.
– И как тебе?
– Не помню. У меня такой период был, сложный.
Она кивнула.
– У меня тоже. Я таблетки принимаю, от депрессии. Но сейчас у меня все просто супер! Я очень-очень счастлива, это правда. Можешь поверить.
Она была довольно высокая и худенькая. Голубые глаза смотрели ясно, и улыбка блуждала в них, как тени на воде.
– Дело в том, что я очень люблю одного человека. И он любит меня, – пояснила она после паузы. – Ты ведь тоже кого-нибудь любишь?
– Сейчас уже не знаю.
Фиона достала из рюкзака сигареты, протянула одну Игорю и закурила сама.
– Ладно, ничего не рассказывай. Я тебя узнаю ближе и все сама пойму. Нет, ты не бойся, я не чокнутый экстрасенс! Просто я чувствую хороших людей, у меня это от мамы. И плохих тоже сразу вижу. У них внутри как будто черный клубок. Как у твоего охранника – он хитрый, но глупый. Может быть, он даже убил кого-то своими руками.
Игорь почувствовал нервный озноб, представив на секунду, что незнакомка и в самом деле может прочесть мысли.
– А если я тоже кого-то убил своими руками?
– Нет. – Фиона закрыла глаза, подставив лицо лучам заходящего солнца, и снова улыбнулась. – Ты светлый. Даже если это было, тебя простили. Значит, ты не был виноват. – Она словно решила спокойно позагорать и надолго замолчала. Игорю даже показалось, что она уже забыла о его присутствии. Но внезапно она открыла глаза. – Знаешь, мне кажется, что ты скоро будешь очень счастлив. Можешь верить или нет, но скоро жизнь на земле изменится. Я не знаю, как именно это произойдет, но это точно будет. Все плохие и злые люди исчезнут, останутся только хорошие. И очень много любви.
– Если все плохие люди исчезнут, кого тогда будут любить хорошие?
Девушка засмеялась, смахнув с лица мечтательно-отсутствующее выражение.
– А ты молодец, ты смелый! Как настоящий эльф. В Париже нам нужно сразу найти кафе, где есть вай-фай, потому что я уже со вчерашнего дня ничего не писала Хорхе. Он, наверное, с ума сходит от беспокойства, потому что не знает, где я нахожусь. И еще нам нужно купить сачок для бабочек. У тебя есть деньги?
– Триста евро, – зачем-то признался Игорь.
Она кивнула.
– У меня тоже, хватит на первое время.
Она снова замолчала, а затем вдруг быстро поднялась и пошла к машине.
– Да, я вот что подумала! Ты сам должен решить, что тебе делать… Может, ты не хочешь дальше ехать со мной, тогда я тебя здесь оставлю. Или просто отвезу в Париж. Я никого не спасаю насильно, только если человек хочет сам. Это принцип добрых волшебниц. Значит, спрашиваю – ты хочешь ехать со мной?
– Хочу, – ответил Игорь, подумав, что Фиона, хотя и ведет себя странно, вовсе не сумасшедшая, а разумнее многих людей, которых ему приходилось встречать в последнее время.
– Следуй за своей судьбой, – кивнула она. – Я прошлую зиму прожила на Индийском океане, в Шри-Ланке. Я планирую всю жизнь проводить в путешествиях. Мне кажется, нам с тобой будет очень весело. Только я не буду про тебя рассказывать Хорхе – он меня жутко ревнует ко всем, даже к женщинам… Хотя он обалденно красивый, но его, конечно, жутко напрягает, что в меня влюбляются все подряд. Только ты, пожалуйста, не волнуйся, – добавила она, когда они уже шли по полю в сторону фермы, – ты мне совсем не нравишься. Тебе нужно срочно изменить стиль в одежде. Я тебя вижу в армейских ботинках, в жилете с клапанами и в черных штанах. Мы с тобой будем как Зак Фейр и Клауд Страйф. Можно еще побриться наголо.
– У меня шрамы на голове, – возразил Игорь.
– Обожаю! Так сексуально.
Она взяла его под руку, и ему не было неприятно это прикосновение.
– Ты знаешь «Эльфийскую рукопись?». Я буду звать тебя Дезмонд.
– Вообще-то я Игорь.
– Нет, Игорь – это не имя для полуэльфа, – решительно возразила Фиона и, приглашая его, открыла дверь машины.
Проснись, любовь! Твое ли острие
Тупей, чем жало голода и жажды?
Уильям Шекспир
Марьяна предполагала, что на обед, который устраивали шведские партнеры, будут приглашены только самые приближенные, но уже в ресторане выяснилось, что ожидается больше двадцати человек и подготовлены два стола – первый для руководства и делегации, второй для сотрудников. Рассадкой занималась новая секретарша Салова, которая намеренно отправила Марьяну на самый дальний край, к женщинам из бухгалтерии и планового отдела. Салов и два его заместителя явились с женами, и это давало лишний повод для досады.
Беспрерывно сожалея, что потратила полтора часа на прическу и надела драгоценности, абсолютно неуместные в ее положении рядового экономиста, Марьяна промучилась весь вечер. Кое-как поддерживая разговор с соседками, принужденная вникать в скучнейшие подробности чужой семейной жизни, детских болезней и кулинарных хитростей, она все же заставила себя досидеть до конца ужина. Уже на улице, при разъезде гостей, Салов в очередной раз нарушил обещание, представив ее шведам не как главного куратора проекта, а как рядовую сотрудницу. Завтра он скажет, что просто запутался в служебной субординации, но эта путаница постепенно становилась системой: проекты, которые она разрабатывала с нуля и доводила до подписания, в последний момент переходили под личный контроль самого Евгения Марковича или кого-то из его замов. В искусстве таскать каштаны из огня чужими руками Салов достигал все новых впечатляющих побед.
Проглотив обиду, Марьяна почти грубо отделалась от соседок по застолью, но еще долго не могла избавиться от мыслей об этих женщинах. Полноватые, некрасивые, в дурно сидящих платьях, с плохо прокрашенными волосами и безвкусным макияжем, они уступали ей во всем, но побеждали в главном. Сейчас каждая из них возвращалась туда, где ее ждали любящие близкие – родители, дети, мужья. И только она, Марьяна, должна была провести остаток трудного вечера в пустой квартире, в одиночестве и с невеселыми мыслями. Ее не встречала на пороге даже кошка, потому что с таким рабочим графиком невозможно как следует заботиться о животном и, значит, непорядочно заводить.
Скинув туфли, не зажигая света в комнате, она без сил опустилась в кресло и почувствовала, что больше не может удерживать подступающий к горлу ком рыданий. Ее руки и спина обмякли, как у тряпичной куклы, она уронила лицо на холодный кожаный подлокотник и расплакалась, вздрагивая плечами, словно выталкивая из груди накопившуюся обиду. Рассудком она осознавала, что должна выпить успокоительного и лечь в постель, но плакать вдруг стало мучительно сладко, и во рту почему-то был вкус горького шоколада, и причина для слез вдруг сформировалась со всей очевидностью – она рыдала от нерастраченной любви к тому, кто все еще оставался ее мужем.