Последний крик моды. Гиляровский и Ламанова | Страница: 38

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Вот как?.. — рассеянно произнесла Надежда Петровна. Вероятно, ее несколько покоробило, что жена не считает хозяйку ателье хоть сколько-нибудь привлекательной для меня. — Ну, хорошо. Мы почти закончили.

— Не стоит торопиться, — сказал я. — Давайте посидим тут еще часик. Мало ли что. Ламанова перевела взгляд с Маши на меня, потом обратно.

— Кстати! — улыбнулась она той улыбкой, которой встречала своих клиенток. — Мы тут обсуждали с вашим мужем одно дело. В благодарность за его действительно серьезную помощь в одном очень неприятном для меня деле я подрядилась сшить для вас выходной туалет. И я готова сделать это от всей души.

— Не знаю, удобно ли это… — с сомнением произнесла Маша, но по ее глазам я понял, что «это» будет не только удобно, но и очень правильно.

— Пока Владимир Алексеевич тут разбирается, пойдемте ко мне в кабинет, — предложила Надежда Петровна. — Мы посмотрим последние журналы и, может быть, найдем там что-то интересное для вас. Маша взглянула на меня.

— Конечно, — кивнул я. — Только сначала дайте мне ключи, чтобы я запер все двери.

Ламанова вынула из кармана юбки небольшую связку ключей и указала два — один от этой двери, а второй от задней. Маша с Надеждой Петровной ушли, а я сходил к задней двери, запер ее, еще раз осмотрел швейный цех и вернулся в гостиную — подремать в том кресле, где я уже проспал несколько дней назад визит великой княгини.

Сев в кресло, я долго не мог нормально устроиться — револьвер в кармане впивался в бедро. Наконец, я вытащил его и положил на колени. Потом прикрыл глаза и постарался ни о чем не думать.

Я уже начал задремывать, как вдруг в дверь снаружи снова постучали — на этот раз тихо.


Кого опять черт принес? Я не турецкий султан, гарема у меня нет, а единственная моя жена уже пришла.

Я подошел к двери, повернул ключ и, выставив револьвер у живота, приоткрыл.

— Ну, ты, Гиляровский, ствол-то опусти, — сказал Арцаков.

— Петр Петрович, ты-то что здесь делаешь? — удивился я, увидев напротив Арцакова.

— Пусти. И дверь затвори. Я впустил хозяина «ангелов».

— Ты тут один? — спросил он, засовывая руки в карманы.

— Нет. Тут еще Ламанова и моя жена.

— Жена? Зачем?

— Не знаю. Приехала. Беспокоилась, говорит.

— Правильно говорит, — кивнул Арцаков. — Сядем? Поговорим?

Я снова сунул револьвер в карман и придвинул к своему креслу второе. Арцаков достал из кармана сигарку, но потом осмотрел обитые драпировкой стены и сунул ее обратно.

— Ладно, — сказал он, — воздержусь. Я чего пришел? Новости у меня про Ренарда. — Какие новости?

— Мой человек следил за его квартирой. Он, кстати, на Татарке живет — если ты не знал. Так вот — гости у него были. Ты Болдоху знаешь?

— Знал, — уточнил я. — Помер Болдоха два года назад.

Арцаков удивленно вскинул бровь.

— Как так помер?

— Сам видел. Под Хитровкой мы с ним схлестнулись. В подземельях. Хотел меня зарезать и ограбить. Ну, я с ним маленечко подрался, отчего он сам на свой ножик и наткнулся. Арцаков помолчал.

— Во как, — наконец сказал он. — То есть ты сам видел, как он помер? Я призадумался. События двухлетней давности, когда мы вдвоем с Федором Ивановичем Шаляпиным преследовали по подземельям Хитровки жестокого доктора Воробьева, конченого кокаиниста, конечно, совершенно ярко запечатлелись в моей памяти. Однако точно ли я видел, что громила Андрей Болдоха, заманивший нас в засаду, умер? Я оставил его лежащим на полу, с ножом в животе, умоляющим о помощи. Но умер ли он?.. Ведь я ушел, не дождавшись конца грабителя, в полной уверенности, что он не выжил.

— Может, и не умер, — признался я. — Может, и выкарабкался. Но в таком случае мне с ним лучше не встречаться. Обида на меня у него должна быть смертельная.

— Плохо, — сказал Арцаков задумчиво. — Болдоха пришел к Ренарду с еще двумя мордоворотами. И, сдается, их наняли вместо нас.

— Да? А может, у Ренарда тут другой какой интерес? — спросил я, понимая, что говорю глупость. — Какой?

— Ну… Думаю, ты прав, Петр Петрович. Уж слишком одно к одному. Да и Болдоха — такой человек, который и сожжет, и убьет, а при этом и не поморщится. Похоже, все-таки придется мне с ним еще разок в этой жизни встретиться, — задумчиво сказал я. — Как думаешь, они сегодня сюда придут?

Арцаков пожал своими мощными покатыми плечами.

Понятно, что Ренард тянуть не будет — не такой он человек. И визит Болдохи со товарищи не заставит себя долго ждать — если не сегодня, так завтра они точно нагрянут к Ламановой.

— Слушай, Петрович, посиди здесь, я схожу за одной вещью, — сказал я Арцакову. — Хочу спросить твоего мнения.


Оставив «ангела» в кресле, я прошел к кабинету Надежды Петровны и заглянул внутрь. Мои дамы склонились над раскрытым журналом, что-то обсуждая.

— Надежда Петровна, — позвал я. Ламанова подняла голову.

— Где у вас та фотография, которую прислал Бром?

— Сейчас!

Надежда Петровна подошла к шкафу и открыла его ключом из своей связки.

— Мне показалось, Гиляй, или ты там сам с собой разговаривал? — спросила Маша.

— Не показалось, — ответил я. — Пока вы тут беседуете, еще один гость пожаловал.

Я видел, как спина Ламановой моментально напряглась.

— Кто? — спросила она, не поворачиваясь.

— Один мой знакомый. Свой человек. Пришел предупредить меня кое о чем. Не беспокойтесь. Зачем я брякнул это «не беспокойтесь»? В свете того, что поведал Арцаков про Ренарда и Болдоху, следовало именно беспокоиться, да еще и сильно беспокоиться.

— Вот, — Ламанова протянула мне большой конверт. — Тут фотография, все письма и… Да! Совсем забыла! Вы просили меня посмотреть по книгам фамилии тех подозрительных клиенток, которые заказывали у меня платья! Господи! Такая важная вещь, а у меня все совершенно вылетело из головы! — Что такое? — спросил я, ожидая подвоха.

— Вы были совершенно правы, Владимир Алексеевич! Это просто поразительно! Были всего три подозрительные женщины. Каждая заказала по одному платью. И это те самые платья, что на фотографии! Правда, я сомневаюсь, что они назывались своими настоящими именами. Так что поможет ли вам мой список, я совершенно не уверена.

— Все равно давайте.

Получив конверт, я вернулся к Арцакову, снова сел напротив него и вынул только фотоснимок.

— Вот, посмотри. Этот молодой человек без маски, в центре, молодой поэт Юрий Фигуркин. Его убил Аркадий Бром. Оглушил кистенем и потом инсценировал самоубийство. Вот этот — полноватый, в маске — Ковалевский. Убит все тем же Бромом. Вот этот молодой, что сидит рядом с покойным Юрой, мне совершенно неизвестен. А теперь посмотри на четвертого. Тоже в маске и платье. Вот он никого тебе не напоминает?