Они по-прежнему были убеждены, что какая-то другая неприятельская группировка собирается в горах на южном фланге, ждали оттуда нового, еще «более главного» удара. Дескать, с юга немцы и австрийцы будут окружать весь фронт. У Брусилова начали отбирать войска. Указали, что Перемышль пал, значит, его направление становится второстепенным. 5-й Кавказский корпус передавался в 3-ю армии, 21-й выводился во фронтовой резерв. А 2-й Кавказский и 23-й перебрасывали в 9-ю для отражения мифического прорыва на юге. Брусилов протестовал, что ослаблять его армию нельзя, иначе будет потерян не только Перемышль, но и Львов. Но ему категорически подтвердили — выполнять приказ.
Макензен даже надеяться не мог, что ему обломится такая удача. С русского фронта снимались 3 корпуса! Между 8-й и 3-й армиями возникал разрыв, и закрыть его было нечем, кроме кавалерии. Сюда немедленно двинулись крупные австро-германские силы. За несколько дней они углубились на 20–30 км, взяли г. Немиров, обошли правый фланг Брусилова и левый — Леша. Наши войска снова вынуждены были отступать, выбираться из обозначившихся мешков. Старались хотя бы задержать врага. То там, то здесь разгорались неравные бои. Под Рава-Русской врага отбросил лихой атакой Одесский уланский полк, под Львовом Стародубский драгунский. 11-й и 12-й полки донских казаков не только сшибли немцев и австрийцев, но и захватили их батареи.
Но вокруг Львова сжимались тиски трех армий — с севера теснил Макензен, с запада 3-я австрийская, с юга выходила 2-я австрийская. Из города началась эвакуация тыловых учреждений. А 22 июня неприятель перерезал железные дороги на Варшаву и Миколаев, оставались свободными лишь магистрали на Дубно и Галич. Наши войска получили приказ оставить Львов. Вину за его сдачу Иванов попытался свалить на Брусилова. Тот вспылил, отбил Верховному Главнокомандующему телеграмму с просьбой об отставке. Великий князь Николай Николаевич взял его под защиту, выразил благодарность за действия в боях.
В Ставке уже понимали, что Иванов оказался совершенно не на месте. Справлялся лишь до тех пор, пока рядом был Алексеев. Но… Иванов когда-то был воспитателем юного Николая II, крестным царевича, имел солидные связи при дворе. Его почему-то любила и «общественность», и его оставили на своем посту. У него только изъяли из подчинения две армии, 3-ю и 4-ю, передали их в состав Северо-Западного фронта. А с должности сняли начальника штаба Драгомирова, вернули командовать корпусом. Но забирать на освободившееся место кого-нибудь из талантливых командующих армиями тоже не хотелось, и начальником штаба фронта неизвестным образом сумел стать генерал Саввич. Он военного опыта совсем не имел, раньше служил в жандармском корпусе, зато был энергичным, решительным, и сочли — справится, сумеет взбодрить раскисшего Иванова.
Ситуация оставалась крайне тяжелой. Отступление, шквалы вражеского огня, отсутствие боеприпасов, подрывали дух солдат. Они паниковали, заражались слухами об обходах. В некоторых подразделениях обессилевшие и ошалевшие люди впадали в полную прострацию, шли сдаваться. В других уже при начале артобстрела бросали позиции и катились прочь. А к снарядному голоду добавилась еще и беда с винтовками. Пока наступали, подбирали трехлинейки убитых и раненых, захватывали трофейные. Теперь этого не было. Если у кого-то винтовка сломалась или потерялась в бегстве, заменить ее стало нечем. На фронт прибывали маршевые пополнения, тоже с голыми руками. При полках росли команды безоружных солдат. Они околачивались при обозах, становились разносчиками слухов и паники. Но те части, где сохранилось толковое руководство, продолжали драться героями.
Когда 8-я армия отошла к Бугу, Брусилов приказал 12-му корпусу Каледина нанести короткий контрудар. Немцы уже разохотились, что разгромленных русских остается только гнать и брать в плен. Двигались даже без разведки и охранения. Они жестоко поплатились. Дивизии Каледина расшвыряли и уничтожили их авангарды. Остальные соединения 8-й армии без помех переправились через реку, принялись укреплять позиции. Макензен опомнился, собрал побольше сил. Немцы обрушились как раз на 12-й корпус, измотанный и понесший потери в контратаках. Откинули с берега, форсировали Буг, заняли плацдарм. Каледин докладывал — одна из дивизий «сломалась». При малейшем натиске бросает окопы, а начдив издергался, пал духом и не может справиться с подчиненными. Брусилов резервов не имел. Единственное, что он мог сделать, сразу сместил растерявшегося командира. Послал вместо него своего начальника артиллерии генерала Ханжина (позже, в гражданскую, командовал армией у Колчака). Ханжин сотворил, казалось, невозможное. Подъехал к бегущим солдатам, остановил их, собрал вокруг себя и сам повел в штыковую. Немцев разбили и погнали вспять.
А Брусилов издал приказ, очень похожий на те, какие будет издавать Сталин в 1941 и 1942 гг. Писал, что фронт приблизился к границам России, отступать дальше — значит пустить противника на родную землю. «Пора остановиться и посчитаться наконец с врагом как следует, совершенно забыв жалкие слова о могуществе неприятельской артиллерии, превосходстве сил, неутомимости, непобедимости и тому подобном, а потому приказываю: для малодушных, оставляющих строй или сдающихся в плен, не должно быть пощады; по сдающимся должен быть направлен и ружейный, и пулеметный огонь, хотя бы даже и с прекращением огня по неприятелю, на отходящих или бегущих действовать таким же способом…»
Что ж, это была суровая, но необходимая мера в условиях любой войны. Покарать или напугать карой десятки и сотни деморализованных, чтобы не погибли десятки тысяч. И помогло, приказ подействовал. 8-я армия действительно остановилась, первая на своем фронте. Враг здесь больше не смог продвинуться. Южнее отошли на линию Днестра и его притоков 11-я и 9-я армии. Немцы и австрийцы еще несколько раз пробовали штурмовать позиции то на одном, то на другом направлении. Но напор уже слабел. Очистить австро-венгерские владения они так и не смогли, русские удержали восточные районы.
За 2 месяца непрерывного сражения нашим войскам пришлось оставить территорию от 100 до 300 км. 3-я армия, принявшая первый, самый страшный удар, потеряла 140 тыс. человек убитыми, раненными, пленными. В дивизиях 8-й армии осталось по 3–4 тыс. активных штыков. Но и для противника операция отнюдь не стала «триумфальным маршем». Он потерял не меньше, чем русские. В одной лишь армии Макензена из первоначальных 136 тыс. человек погибло, отправилось в госпитали и в плен 90 тыс., две трети личного состава.
И кто мог предвидеть, что в колоннах измученных солдат шагал по пыли и зною человек, которому через 29 лет довелось рассчитаться за Горлицкий прорыв своим прорывом? Рядовой Павел Рыбалко. Он, как и все, отступал, окапывался, кричал «ура» в рукопашных. Ему еще предстояло стать маршалом бронетанковых войск, командующим 3-й Гвардейской танковой армией, и в один день, 27 июля 1944 г., отбить у немцев Львов и Перемышль.
Ко второму акту операции в Дарданеллах союзное командование собирало в Египте британскую и французскую пехотные дивизии, бригады морской пехоты, Австралийско-новозеландский корпус, греческий добровольческий легион, для действий во втором эшелоне — индийские дивизии. Предполагалось захватить десантом форты в Дарданеллах, флот пройдет к Стамбулу и Османская империя капитулирует. Но в Египте у Турции было полно шпионов, о приготовлениях она прекрасно знала. Западный, европейский берег Дарданелл представляет собой узкий и длинный Галлиполийский полуостров (длиной 90 км и шириной от 5 до 18 км). Он тянется параллельно азиатскому берегу, а между ними как раз и зажат пролив. Эти места усиленно укреплялись, здесь сосредотачивались войска под командованием фон Сандерса.