– Я здесь, бабушка, – тонкий голосок раздался с порога, и в комнату вползла Камиум.
Она не послушалась матери и, пробравшись вслед за ней в покои жрицы, тихо сидела за дверью, слушая разговор женщин.
Мея ахнула, подтащила дочку к себе, сжала ее.
– Пусти, мама, – та, отталкиваясь, пыталась выбраться из объятий.
– Пусти ее, Мея, что ты так испугалась? Не сейчас, так лет через десять дочка все равно уйдет от тебя.
– Не забирай, прошу! Она свет в моей жизни. Учи, кто ж воспротивится тебе, но не забирай…
Цураам сочувственно смотрела на женщину. Привязалась к сироте и забыла, что она ей никто, разве что дочка сестры мужа… Да и Абаттум любит ее… Послала Иштар этим людям столько сыновей, как и им с Персаухом, а дочери ни одной. Вот и радовались щебету птички. Цураам вздохнула вслед своим мыслям. Мея, не зная их, с тающей надеждой смотрела на жрицу увлажнившимися глазами.
– Хорошо. Пусть живет у вас, мала еще, все равно кто-то ухаживать должен, почему не ты?.. Но каждый день пусть бежит ко мне! Когда нужно будет, и ночью учить буду, не противься!
– Слушаюсь, Великая жрица, спасибо тебе, всемогущая, – Мея от радости говорила все, что на язык навернулось.
Цураам только головой покачала.
– Иди уже. А Камиум пусть останется.
Девочка вырвалась из рук матери и встала рядом с Цураам. Над гордо поднятой головкой дочки Мее почудился свет. Она сожмурилась, прогоняя видение, но зрение от этого стало еще острее, и свет обрел очертания парящего орла и змеи под ним.
Цураам прищурилась и хитро улыбнулась.
– Видела? То-то же!
* * *
Начав со сказок о богах и сотворении человека, жрица день за днем раскрывала перед Камиум волшебный мир знаний. Когда готовились к ритуалам, Цураам рассказывала о хаоме, посвящая будущую жрицу в таинство приготовления божественного напитка. Камиум всегда слушала свою наставницу внимательно и поглощала знания, как песок воду. Мея следила, чтобы дочь была опрятной. Одевала ее в чистую рубаху, а в холодные дни кутала в плащ из меха барса, шкуру которого она когда-то нашла в доме охотника. Только ожерелье матери было пока велико для девочки, и как она ни просила, Мея, дав подержать в руках, снова прятала его в каменную шкатулку, где хранился и подарок отца – печать с тюльпаном.
– Всему свое время, дочка, – говаривала Мея, целуя свою девочку.
Камиум любила приемную мать, и ее отношение к ней не изменилось даже после того, как Цураам рассказала своей воспитаннице историю ее родителей. В словах жрицы Камиум не услышала ни нотки презрения по отношению к ее родной матери, напротив, Цураам восхищалась трепетной любовью Шартум и Парвиза. После того рассказа никто больше не мог уязвить самолюбие девочки. Гордость за родителей теперь жила в ее сердце и на любое злословие она одаривала сплетника презрительным взглядом, говоря при этом, что пожалуется бабушке Цураам, а та нашлет на обладателя злого языка проклятие. Постепенно слухи утихли – никому не хотелось впасть в немилость к Верховной жрице. А Камиум ходила по улицам города маленькой царицей, иногда все же забывая о том и на равных присоединяясь к игре детей. Она бегала с братом на реку, лепила с ним глиняные фигурки, пересказывая истории Цураам о животных – символах того или иного бога, о растениях, которые лечат.
Но был один человек в племени, которого Камиум боялась. Это вождь Алик Пани. Когда к дельте Мургаба пришло много людей и охотники принесли весть, что всеми правит один жрец, бритая голова которого сияет на солнце, как начищенный бронзовый котел, Алик Пани тоже сбрил свои волосы. И его голова заблестела на солнце. Но теперь огромный нос вождя торчал орлиным клювом, а лопатки на худой спине того и гляди расправятся, как крылья. Камиум замирала, когда вождь проходил мимо, и старалась избегать его. Невдомек было девочке, что куда более важные заботы, чем проказы детей, делали лицо вождя суровым. Только старая жрица знала о его тревогах. И советовала, как всегда, заглядывая вдаль.
Долго уговаривала Цураам мужа навестить новое племя. Но он все отмахивался. Решиться на визит помог случай, когда воины на страже города доложили, что пришел посланник от вождя, объединившего всех пришельцев под своей властью.
– Дождался ты, когда тебе покланятся, – сказала Цураам.
Улыбка скользнула по губам довольного вождя.
– Одевайся, жена, – приказал он в ответ, – вместе нам надлежит принять гостя.
Цураам украсила волосы серебряной булавкой, накинула расшитый по подолу плащ поверх рубахи. Персаух же остался с голым торсом, прикрыв грудь лишь сверкающей бронзовой пластиной. Бусы с амулетом всегда висели на шее вождя. Слуги подали ему тяжелый длинный каунакес, который завязали на бедрах.
В таком обличие Верховный жрец племени Белого Верблюда вышел к посланнику вождя нового племени. Цураам сопровождала мужа, идя бок о бок. Пока звучали приветствия, жрица рассматривала посыльного. Молодой жрец – бритоголовый, остроносый, без бороды, с подвижными глазами – не понравился ей. На его устах блуждала хитрая улыбка, тогда как взгляд оставался серьезными. Руки жрец держал перед животом, сложив ладони одна с другой. Но, как и глаза, они все время были подвижны. Жрец то сожмет их, то сцепит, то потрет пальцы.
«Что-то не так с этим человеком», – подумала Цураам.
Разобраться в нем она не успела: визит быстро закончился. Но вода сдвинула камень – через несколько дней Персаух верхом на белом верблюде в сопровождении отряда воинов, отправился приветствовать вождя нового племени.
Вернулся Алик Пани довольный, но задумчивый.
– Что там? – спросила Цураам, оставшись с ним наедине.
Они сидели друг напротив друга в темной комнате. Даже свет от костров, что жгли дозорные, не попадал в нее. Но мужу и жене, прожившим вместе столько лет, не нужен был свет для того, чтобы слушать друг друга.
– Много людей, Цураам, очень много. С тех пор как мы ушли, племена слились, выбрали одного вождя. Я его не знаю. Думал, Хитрый Лис власть возьмет, да нет его среди всех, не видел. Никак сгинул. Да не в том дело. Вождя своего все там зовут царем. Он помоложе меня будет, да, молодой еще, жизнь впереди, успеет все, что задумал сделать, – Персаух умолк, вспоминая как его встретили, как царь пригласил его разделить с ним трапезу, верблюда похвалил, да и Персауха он помнил.
– И что он задумал? – не дождавшись продолжения рассказа, Цураам напомнила о себе.
– Город строить задумал. Там, где река разделяется на протоки, есть плоский холм. Как бронзовая пластина на моей груди, плоский. И широкий! Пока рядом с тем холмом семье царя поставили дом. Строят быстро, людей много, не то, что у нас. Я как подъезжал, удивился очень. Хижины повсюду. Где одна семья особняком стоит, где целый поселок. Земли размечают для посадки ячменя, места для скота огораживают, кирпичи делают. Все работают.
– Это хорошо, что работают. Когда люди делом заняты, беды не жди, а когда…