Сеня Бернар: – А если полкаш не вовремя вернется? Зря ты все-таки от его пистолета отказался.
Лодочник: – Я не идиот. Мне только за незаконное да еще краденое оружие прибавки к сроку не хватает! Домушник на дело никогда с оружием не идет. Мне беречься надо. А за мою деревяшку срок никак не светит. Мне она как пугач нужна, на всякий случай. Ладно, Сеня. Не в добрый час нас судьба свела – разбегаемся.
Я этот разговор слушал – как детектив читал. А Лешка – разве что не позевывал. Ему, оказывается, все давно стало ясно. И с пистолетом Матвеича, и с деревянным пугачом в тисках, и все остальное.
Теперь-то и я все понял. Кроме этих подсвечников. Что за история? Почему их оказалось два? И что за подмена? Кто и что подменил? Зачем?
Лешка толкнул меня в бок и прошептал:
– Мы ничего не знаем, понял? А я в уборную пошел. По-быстрому.
Что значит – по-быстрому? Он что, слабительного собачьего наглотался?
Разговор между тем затих, слушать было больше нечего. Пора удирать, пока не поздно. И Алешка, кстати, вернулся из-под скворечника.
– Так я и знал, Дим! Канистры там больше не стоят.
– А где они стоят? – тупо спросил я.
– Где надо! Чирк – и готово!
Классный ответ. Не придерешься.
На причал вышел взбудораженный Морковкин.
– Поплыли, – мрачно сказал он.
– Ой! Щас! Совсем забыл! – Алешка выхватил из лодки свой загадочный пакет. – Щас! – И не дожидаясь вопросов, скрылся в доме Лодочника.
– Что за фокусы? – недовольно и с подозрением спросил его Морковкин, когда Алешка вернулся и деловито уселся на своем месте – на носовой палубе.
– Гостинчик, – небрежно объяснил Алешка. – Окрошка в мисочке.
Сеня Бернар тупо поморгал, не понимая. Алешка ему помог.
– Он с нами рыбкой поделился, а мы с ним окрошкой. Непонятно?
– Понятно, – кивнул Сеня. Разве такой умный может пацану признаться, что ему что-то непонятно. – Поплыли.
– Сегодня же уеду, – пробурчал себе под нос Морковкин, когда мы пристали к своему берегу. – И ноги моей больше здесь не будет.
Вот и хорошо, подумали мы с Алешкой. Давно бы так.
Алешка почему-то долго смотрел ему вслед. И придержал меня, когда я тоже сошел на берег.
– Подожди, Дим. Пусть подальше уйдет.
– Почему?
– У нас другие планы.
Вообще у меня давно созрел свой план – хорошенько пообедать. Но Лешка в мой план внес свои коррективы.
– Пойдем канистры искать.
– Какие еще канистры? – У меня глаза на лоб полезли. То ли от голода, то ли от злости.
– Дим, ты же был умный мальчик. Если канистры исчезли из уборной, значит, они где-то появились. Не так, что ли?
– А где они появились? В другой уборной?
– А ты ночью моторку слышал?
Ничего не понимаю.
– Садись на весла. Плывем дальше.
– Куда?
– Туда, где ты все поймешь. Правь вдоль берега. К тому ручью, который от карьера плывет.
Я покорно взялся за весла. А в душе нарастал холодок от страшной догадки.
– Не спеши, Дим, а то проскочим.
Через некоторое время:
– Сворачивай, видишь дырку в кустах?
Это был еще один ручей, не тот, что от карьера «плывет». Он оказался еще уже, я почти сразу стал грести одним веслом.
– Хватит, – сказал Алешка. – Вылезаем. Осмотрись, Дим, ничего не видишь?
Вижу. Кустарник кругом, камыши по берегу. Что-то рябит невдалеке. Это штакетник. Это задняя часть забора участка Матвеича. Тут мне стало совсем уж все ясно!
И мы начали яростно шарить под кустами. И нашли. Две канистры по двадцать литров стояли рядышком, укрытые сломленными ветками. Я сразу же открыл одну из них и стал сливать бензин на землю.
– Ты что! – завопил Алешка. – Это наш боевой трофей! Матвеичу в бак зальем!
А где у Матвеича бак? – хотелось мне спросить. Но я не успел.
– Берем канистры, Дим, и тащим их домой. Я тебе помогу.
Вы когда-нибудь несли в каждой руке по два ведра воды? Если нет – я вам завидую. Если да – я вам сочувствую. И вы мне тоже. Правда, мне Алешка здорово помогал. Он шел сзади и все время приговаривал:
– Молодец, Дим! Здорово тащишь! Я тобой горжусь! Отдохни немного. Ты этого достоин. Ну что ты расселся? Молодец, Дим!
Канистры мы притащили. А что дальше?
Алешка это знал. Когда мы спрятали канистры, в туалете, он сказал:
– Надо, Дим, проводить сенбернара. Чтобы он здесь больше не показывался. Ни одной ногой.
– Проводим. Ты мне только скажи, что это за мена-перемена подсвечниками?
– Элементарно, Ватсон. Этот сенбернар давно положил глаз на подсвечник Тильды. Ты думаешь, зачем он меня попросил его срисовать?
– Ну, он хотел, чтобы этот рисунок, раз уж у него нет оригинала, висел на стене у него в гримерной.
– Он хотел, чтобы Окаянный Ганс, по кличке Лодочник, сделал ему по моему рисунку копию подсвечника. Тетушка Тильда плохо видит, и она очень долго не заметила бы подмены.
– Во гад какой! А зачем же он его поменял?
– Это я поменял, Дим. Помнишь, я тебя поставил на пост возле кухни?
– Лех! Ты! Молодец!
– Я знаю. – Ложной скромностью Алешка не страдал. – Пошли провожать Сеню. Только домой зайдем на минуточку.
Мы зашли домой на минуточку.
– Лех, – скромно попросил я, – может, перекусим?
– Потом, Дим, глухой полночью.
– Почему полночью?
– А так спокойнее. Все будет уже позади. Пошли.
Мы пришли вовремя. Сеня Бернар уже стоял возле машины. Тетушка Тильда его провожала. И пихала ему в руки банку кофе. Он не мог ее взять. Потому что руки его были заняты. В одной руке трость, в другой все тот же пакетик.
Мы подошли к ним попрощаться. Он растянул губы в неохотной улыбке.
– Здравствуйте, – ни к селу ни к городу сказал Алешка. И достал откуда-то из своих джинсов, на которых все время расстегивалась молния, именной пистолет Матвеича.
– Ты что, дурак? – Сеня Бернар попятился и уперся спиной в машину. – Убери пушку!
– Лежать! – заорал Алешка. – Сидеть! К ноге! Сумку на землю!
Сеня Бернар послушно поставил сумку возле ноги.
– Дим, – Алешка держал нестреляющий пистолет двумя руками, – забери сумку и отдай тетушке Тильде.
Я так и сделал. В сумке был подсвечник. Не деревянный, раскрашенный под бронзу, – настоящий. Спер все-таки! Я отдал его тетушке. И она, как ни странно, все поняла. Взяла подсвечник и прижала его к груди. Потом высморкалась, заглянула в платочек – нет ли там чего лишнего, сложила зонтик в трость и ахнула им Сеню по башке.