– Выходи, Леопольд! Выходи, подлый трус!
– Он не может, – сказал я. – Он заболел. У него насморк.
– В попе, – хихикнул Алешка.
Когда тетушка Тильда узнала о том, что Алешка влил в коньяк слабительное из бутылочки на подоконнике, то сначала пришла в ужас, а потом долго смеялась:
– Это изуми-и-и!.. Алекс, мне это средство принесла наша молочница Фрося. Его дают крупному рогатому скоту.
– В виде коров? – сумрачно уточнил Алешка.
– По чайной ложечке на ведро воды. Атосику я давала по одной капле. А ты булькнул весь пузырек.
– Зато с гарантией, – сказал я.
– Федор Матвеич не обиделся за свой коньяк?
– Нет, он до сих пор смеется.
– А за столом, – добавил я, – садится на всякий случай подальше от Алешки. Он его террористом называет.
– Да… А Сеню мне все-таки жалко. Он в молодости был хороший актер. А потом немного зазнался, перестал работать над собой и занялся всякими махинациями. Жалко мне его…
– А вы знаете, Матильда Львовна, – сказал папа, – что на одном из допросов он написал на вас жалобу за нанесение побоев твердым предметом?
Алешка хихикнул:
– А Ганс на меня жалобу не написал? За нанесение ущерба здоровью с помощью жидкого предмета?
– Ему сейчас не до этого. Он вовсю отбивается от предъявленных ему обвинений в нескольких кражах.
– И называет тебя фашистом? – спросил Алешка.
– Называет. И грозится отомстить.
Алешка опять хихикнул:
– Ага, он Матвеичу уже отомстил. Не сходя с горшка.
– Алекс! – Тетушка Матильда стукнула зонтиком в пол. – Что за выражения. Мне, конечно, от фонаря…
– До лампочки, – поправил Алешка.
– Мне, конечно, от лампочки, но ты должен следить за своей речью. И не засорять ее всякими глупыми словами. Врубился? Или как это… въехал?
– Пап, – спросил я, – а откуда Ганс узнал, что Матвеича вызвали в Москву?
Папа нахмурился и очень неохотно объяснил:
– Среди работников милиции иногда встречаются предатели. Это, кстати, тот же следователь, который вел дело Юрика.
– Бедный Йорик, – не совсем расслышала тетушка Тильда.
– Это не тот Юрик, – успокоил ее Алешка. – Вашему Юрику на полке ничего не грозит. И подсвечнику тоже.
– Клево, – согласилась тетушка и на всякий случай заглянула в платочек.
В общем, эта дуэль во мраке закончилась благополучно. Алешка даже забрал из мастерской Лодочника… Ганса свой рисунок подсвечника. И деревянный пистолет, и сам деревянный подсвечник (вятские – ребята хватские). Сделан подсвечник был очень талантливо. Рукой мастера. Ганс даже снизу залил его свинцом, чтобы была похожая тяжесть.
– Вот, – сказал папа, – золотые руки, но алчная душа.
И мы с Алешкой еще раз задумались: почему некоторые люди, способные и умелые, предпочитают зарабатывать не своим честным трудом, а воровством и грабежами?
Ответить на этот вопрос очень трудно. Он, наверное, существует уже много тысяч лет. Ясно только одно: эти люди в конце концов очень горько сожалеют о своей жизни, бесчестно прожитой.
Папа однажды сказал:
– Самое большое счастье в жизни – это когда тебе благодарны люди за твою работу. Кем бы ты ни был. Строителем, актером, милиционером.
– Правильно, – поддержал Матвеич. – И писателем тоже.
– Особенно который пистолет в подоконнике прячет. – Это Алешка сказал.
Он, оказывается, давно уже разгадал секрет штурвала. Потому что внимательнее меня слушал рассказы Матвеича. А Матвеич, когда вспоминал свое боевое прошлое, рассказал про одного хитрого жулика, который прятал наворованное в подоконнике. А открывался этот тайник со второго этажа. «Дерни за веревочку – дверь и откроется». Поэтому Матвеич всегда знал, когда мы трогали штурвал в рубке. Если его чуть-чуть повернешь, в подоконнике срабатывал с тихим щелчком фиксатор.
Вот сколько всяких тайн мы узнали и всяких открытий сделали.
А в конце лета родители приехали за нами. Алешка устроил скандал:
– Вы говорили, что мы целый месяц здесь будем жить. А прошло всего шесть недель!
– А мне показалось, – признался Матвеич, – что целых шесть лет.
Мы попрощались с тетушкой Тильдой, она спела на прощанье свой любимый романс про отварную калитку и прослезилась.
– Это так волни-и-ительно, – произнесла она, вытащив нос из носового платочка.
А Матвеич подарил нам свой почти как настоящий пистолет и сказал вполне серьезно:
– Вы этого достойны.
– Это так волнибельно, – сказал Алешка и засунул пистолет за пояс.
– Штаны застегни, – напомнил ему папа.
– А я виноват?
Да, вот еще что… Осенью нам позвонил Матвеич и сказал, что на Алешкином огороде распустились очень красивые цветы неизвестной породы. Но точно – не укроп. Он еще сказал, что хотел было нарвать букет для тетушки Тильды, но там оказался целый «рассадник» лягушек.
– Ступить некуда, – пожаловался Матвеич. И признался: – Я их боюсь.
Оказывается, и полковники уголовного розыска тоже чего-то могут бояться.
И, кстати, полковник уголовного розыска наконец дописал книгу своих воспоминаний. Папа отдал ее своему другу, настоящему писателю Митьку, и тот прошелся по рукописи рукой мастера. И книга получилась очень хорошая, мы ее все вместе читали. И будто слышали при этом неторопливый голос Матвеича. А сам он по этому поводу сказал со вздохом:
– Да, братцы-матросики, каждый должен заниматься своим делом. Кто жуликов ловить, кто книги писать, а кто на пенсии сидеть.
Ну, это он зря. Вятские – ребята хватские…