Но, заметив дерево, росшее среди мха, Анжелина вспомнила, какой красивой парой были они с Гильемом, как лежали в тени дубов наверху холма, возвышающегося над городом. «Он столько раз овладевал мной прямо на земле, на ковре из опавших листьев или из мха! Когда он проникал в меня и мог в любое мгновение оплодотворить, мне казалось, будто я — это сама земля, — с грустью вспоминала Анжелина. — Нет, я не должна больше думать о Гильеме. Никогда!»
Вернувшись на хутор, Урсула принялась готовить кукурузный пирог. Она положила дрова на тлевшие угли и раздула огонь с помощью кузнечных мехов. Сидя на камне около очага, Анри внимательно следил за всеми ее движениями.
— Малыш проголодался и устал, — приговаривала Урсула вполголоса.
Жан Бонзон в сопровождении овчарки загонял овец и ягнят.
— Как у вас спокойно! — вздохнула Октавия. — И какой свежий воздух! Если можно, я пойду лягу. Ой, я совсем забыла о мадемуазель! Надеюсь, она не очень скучает в таверне.
— Думаю, она дочитала роман Золя, который взяла с собой, — предположила Анжелина.
Урсула взглянула на племянницу.
— Какое счастье уметь читать! У меня не было возможности учиться, мои родители не отправили меня в школу. Я так об этом сожалею! А в Масса кюре давал нам лишь уроки Закона Божьего. Но Жан получил образование. По вечерам он мне читает.
— Тут нет вашей вины! — воскликнула Октавия. — Если бы не Жерсанда де Беснак, моя госпожа, я тоже, как и вы, была бы неграмотной. Она потратила на меня много времени, но я в конце концов научилась читать и писать.
— Муж показывал мне буквы, но я никак не могла запомнить их, и он терял терпение, — добавила Урсула. — Я не сержусь на него. Нет на свете лучшего мужа, чем Жан. Жить с неграмотной — это уже проявление доброты.
Анжелина подошла к тетушке и нежно погладила ее по плечу. Она чувствовала, сколько пришлось пережить этой доброй женщине.
— Прошу тебя, не расстраивайся! — сказала Анжелина. — Дядюшка Жан так тебя любит! Это подарок небес — супруг, влюбленный в жену после стольких лет совместной жизни.
— Ты права. Нельзя расстраиваться, иначе пирог не получится.
С этими словами Урсула вынула из буфета блюдо с четырьмя квадратами бледно-желтого теста толщиной в два сантиметра.
— Как только придет Жан, я поставлю пирог на огонь. Анжелина, у меня в подвале есть овечье молоко. Ты можешь дать его малышу. Мадам Октавия, хотите немного вина, разбавленного водой?
Урсула старалась угодить своим гостям. Пришел хозяин дома с закупоренной бутылкой в руках.
— Сидр собственного приготовления, дамы! Мы вместе попробуем его.
Вскоре свиное сало зашипело на сковороде, стоящей на треноге над огнем. С помощью вилки Урсула положила куски теста на сковородку. Октавия и Анжелина, стоя около камина, наблюдали за действиями женщины. Маленький Анри тоже смотрел, постоянно зевая.
— Пусть пирог хорошо поджарится, — посоветовал Жан жене. — А потом я смажу его медом. Я накачал четыре горшка акациевого меда.
— У вас есть все необходимое, чтобы не умереть с голоду, — заметила Октавия.
— Черт возьми, мне претит тратить свои жалкие су! — ответил Жан. — Я покупаю только табак и вино. Когда к нам заходит бродячий торговец, я говорю жене, чтобы она купила какие-нибудь безделушки или ленты, но она берет только иголки и нитки.
— Замолчи, Жан, — вмешалась Урсула. — В прошлом году ты подарил мне бусы… Садитесь за стол, все готово.
Жан полил пирог золотистым медом и откупорил бутылку с сидром. В сумерках на горы опускались голубоватые тени. Окно было открыто, и вид из него напоминал картину. Черные верхушки деревьев выделялись на еще розоватом небе, на котором начали появляться первые звезды. Птицы смолкли. Заухала сова, а усевшиеся на крышу сони издавали пронзительные крики. Все ели пирог молча, почти благоговейно. Он был теплым и буквально таял во рту.
— Я обожаю кукурузные пироги, — сказала Анжелина. — Спасибо, тетушка. Я как будто перенеслась в детство.
— Малыш тоже по достоинству оценил пирог, — подхватил Жан Бонзон. — Но, бедняжка, он клюет носом на своем стуле. Положи его на кровать, Анжелина. А на чердаке будем спать мы с Урсулой. Вы переночуете внизу. Давай, укладывай ребенка.
Анжелина взяла Анри на руки, нежно баюкая его. Едва коснувшись головой подушки, малыш уснул.
— Сегодня он видел столько нового, — заметила Анжелина, задергивая занавеску. — Овец, кроликов, оленя, осла, вернее, ослицу.
— Послушай, ты сейчас, случайно, не о своем дядюшке говоришь? — усмехнулся Жан Бонзон. — Немного уважения, племянница! Никто не называет Бонзонов ослами.
Захмелев от сидра, Анжелина прыснула со смеху.
— О нет, дядюшка, я говорила о Фаро, а не о тебе.
— Она опять за свое! Ах моя рыжая малышка! Ты всегда была хитрой девочкой. У меня и сейчас становится спокойно на душе, когда ты смеешься.
— Фамилия Бонзон редко встречается, — заметила Октавия. — Кажется, Анжелина объясняла ее происхождение мадемуазель Жерсанде, но мне не удалось полностью услышать ее рассказ.
— А! Ладно, я удостою вас чести и расскажу о славных людях, потомком которых являюсь по линии своего отца, Антуана Бонзона. Давно, более шести столетий назад, так называли священников-катаров. Слово «катар» имеет греческое происхождение и означает «непорочный». Добрые люди этого края были непорочными, или совершенными [55] . Их религия сгорела в огне костров, мадам Октавия. Катары пытались вести как можно более непорочное земное существование, отказавшись от материальных благ и требований плоти. Но была и другая причина исчезновения этой религии. Наиболее образованные катары поставили перед собой прекрасную, но трудную задачу: они хотели перевести Новый Завет на французский язык и окситанский — язык нашего края. Они несли в народ подлинное слово Иисуса Христа. Кюре, которые обрушивали на свою паству угрозы на латыни и стращали чистилищем и адом, терроризировали народ, чтобы еще сильнее поработить его. А благородные сеньоры-катары не плутовали. Они раздали свои богатства бедным, расстались со своими замками и лошадьми, драгоценностями и виноградниками, чтобы проповедовать иное учение, учение о любви и необходимости делиться с ближними.
Когда Жан Бонзон своим красивым зычным голосом рассказывал об этих далеких временах, казалось, будто он стал выше ростом. Языки пламени бросали отблеск на его волосы цвета огня; карие глаза сверкали. Анжелина и Октавия завороженно слушали его.
— Но короля Франции начала беспокоить эта религия, распространившаяся по всему югу его королевства. Он видел в ней неповиновение своей верховной власти. Папа Иннокентий III, которому совершенно не подходит это имя [56] , решил начать крестовый поход против альбигойцев. Именно так называли катаров. Надо было искоренить ересь, но главное, захватить богатства Лангедока. Ох уж эти добрые намерения Католической Церкви! Она говорила, что изгоняет дьявола и его приспешников, но на самом деле, как и король, хотела присвоить себе имущество, феоды и деньги. Я не хочу вдаваться в подробности, но это был страшный, кровопролитный крестовый поход. Резня, подлые преступления, насилие, ссылки! Катары, которые не отрекались от своей веры, приговаривались к сожжению на костре. Им также надевали на головы мешки и обливали горячей смолой или живыми замуровывали в стены. Что касается меня, я предпочел бы костер. Я часто представляю себе, что чувствовали эти несчастные, которых замуровывали в каменные ниши и которые были виновны лишь в том, что хотели жить в соответствии с учением Христа. Они там, сидя или стоя, медленно умирали от голода, жажды и недостатка воздуха.