Странно, но в эту поездку память не сохранила воспоминаний о самом Париже. Спустя годы город вечного праздника станет родным, изменит жизнь Веры кардинально, но тогда, находясь рядом с туристами и пытаясь сосредоточиться, она думала о какой-то ерунде: рыба для Пановой, перегоревшая лампочка в номере Кристины и Тамары. Не забыть спросить, узнать, позвонить, проверить и перепроверить. Рассказ гида выветрился быстро, а вот вопросы, реплики, сидящих рядом людей, помнит до сих пор. Дети, да и только!
– A propos! Кстати, Пигаль. Вы знаете, кто это? – спросила Майя, услышав перепалку супругов Власенко.
– Врач-венеролог! – бухнул Костя.
Народ в автобусе оживился, добавив еще пару версий в том же духе: танцовщик, стриптизер.
– Или стриптизерша, – ввернула неугомонная Власенко.
Королев, шепнувший Вере ответ, добавил, что по такому признаку – ассоциация имени с местом или явлением – подходит, скорее, история про poubelle. Слово это можно было увидеть на контейнерах с мусором. Оказывается, более ста лет назад французский префект господин Пубель ввел систему разделения отходов: бумажки, тряпки – в один бак, стекло – в другой, и в третий – непосредственно остатки пищи, продукты гниения.
– Пи-галь. Жан-Батист. Был. Известным скульптором. Восемнадцатый век, – послышался металлический голос Пановой. – Странный вопрос, – добавила она теплее, даже как-то растерянно.
Майя, сидевшая, как и положено гидам, спиной к туристам, повернулась поприветствовать эрудитку с Дальнего Востока.
– Oui! Браво, браво! – зааплодировала она, а за ней остальные. Гид пояснила, что именем скульптора назвали улицу, где у него было свое ателье, затем площадь.
– Вот так… Испортили человеку имя, – не унималась Власенко. – Знал бы он… Может, что-то бы по теме слепил.
Туристы опять оживились, представляя, что бы мог сотворить Пигаль. Майя не дала разыграться воображению, заметив, что в каждом нормальном европейском городе есть «свои местечки», и к нынешней репутации квартала скульптор Пигаль отношения не имеет.
«Ну вот, есть и положительные результаты от черного пиара – к высокому искусству шли по «краснофонарской» дороге, – мелькнуло у Веры. – Все же любопытно, что у французов даже серьезные вещи как-то лучше запоминаются, если в предмете будет нечто такое, горячее, остро приправленное».
Готовясь к поездке, она попыталась вникнуть в историю Франции. Обложившись учебниками, каталогами и путеводителями, сначала просто зубрила хронологию. Тщетно. Короли, эпохи, войны – все путалось, мгновенно забывалось и не укладывалось в стройную систему исторических координат. Тогда зашла по-другому: не от дат (родился, женился), не от войн (началась, закончилась), не от завоеваний (приобрели, потеряли). Французская история бы и не состоялась, или бы была не столь интересна, или бы была не французской, если бы…
Если бы не женщины. Не любовь. Короли женились и тут же влюблялись. Королевы рожали наследников, фаворитки – «батардов» [24] . Попутно короли конечно же строили замки, охотились, периодически, не без подсказок дам, делали набеги на соседние страны.
Мысль не нова. Историк Ги Бретон [25] это отлично изложил в своих книгах, исторических и художественных одновременно.
Роковые страсти не мешали королевским делам, напротив: вносили драйв. Стоило только поглубже влезть в «личное дело» правителя, как открывалось такое «cinema», что целые исторические периоды запоминались легко и прочно. Взять того же Карла VIII: женился на красавице Анне Бретанской, и Франция получила Бретань, даром, что король не отличался ни красотой, ни ученостью. Далее трагикомический поворот: Карл поднимался по узкой винтовой лестнице замка Амбуаз, обустроенного им с любовью (и украшенного трофеями, прихваченными из похода на Неаполь), ударился лбом о дверную раму и – умер. Кстати, по некоторым источникам, он шел за королевой, по другим – с королевой, что не суть важно. Хотел ее пригласить посмотреть jeu de paume [26] . Безутешная красотка забирает Бретань, находит себе женишка ростом пониже? О, нет. К счастью для сегодняшней Франции, обожающей Бретань, прелесть которой русские туристы откроют чуть позже, Анна Бретанская выходит замуж за Луи Орлеанского, получившего имя Людовика XII.
Фишка в том, что Анне навязали брачный контракт, по которому она была обязана, в случае непредвиденных обстоятельств, выйти замуж только за следующего короля, дабы Франция не потеряла Бретань. Таковым становится Луи Орлеанский, женатый, что любопытно, на сестре Карла VIII – некрасивой, горбатенькой Жанне, и давно, кстати, влюбленный в Анну. Повезло ему. Сам римский папа даст добро на развод Луи, а бедняжка Жанна закончит свои дни в молитвах, возможно, даже не познав радостей от исполнения супружеского долга.
Логично. Так уж устроен человек. Чувства. Замешанные, конечно, на химии, ну и что? Гениальные романисты были еще и талантливыми маркетологами, разрабатывая – и, зарабатывая! – именно эту нишу: область человеческих чувств. Имена великих просветителей, философов постепенно уходят, стираются, оставаясь лишь сухим текстом в учебниках. А мушкетеры живут! Вывод: разум в человеке – все же надстройка. Базис – в других местах.
О чем это она? Что за пошлые мысли лезут? Разницу между Пигалем скульптором и кварталом Pigalle Вера так и не уловила. Или прослушала. Расслабилась только после экскурсии, когда туристы, утомленные обрушившейся информацией, разбрелись прогуляться кто куда. Власенко-папа захотел посмотреть на гробницу Наполеона. Власенко-мама с Оленькой пошли в «Галери Лафайетт», Маркес – в музей д’Орсэ, Кристина с Яной и Тамарой – в ресторан. Рославлев с вечно надутой женушкой – выяснять отношения. Панова явно клеилась к Косте, обратившим на нее внимание после реплики про Пигаля. Ушли вдвоем покататься на кораблике, за ними увязались остальные. Светик сбежала первой, одна, покорять трепетные французские сердца, которым просто по закону генетической памяти было уготовано сдаться без боя блондинке из Сибири.
…А ей очень хотелось остаться одной и спокойно посидеть на скамейке. Присела. Вдохнула воздух, выдохнула, к великому счастью убедившись, что все разбежались. Одна! Можно посмотреть Париж и даже прогуляться. Нет, ей не нужны были французы, она их вообще не видела. Вера пошла наугад, подставляя лицо июльскому солнцу, натыкаясь на прохожих («Пардон, мадам», «Пардон, месье»), любуясь маленькими изящными балкончиками, назначение которых было совсем не такое, как у нее в московской квартире. Она читала вслух, будто ребенок, вывески, трогала горячие стены, глазела на витрины patisseries [27] и съедала глазами полюбившийся tarte tatin [28] . Слушала журчащую, беззаботную речь, ничего, впрочем, не понимая, ощущая, как энергетика города постепенно обволакивает, околдовывает и вводит в состояние, которое называется простым и коротким словом. Надо ли говорить – каким? Моменты счастья каждый выражает по-разному.