Никому из них она не ответила.
Все они упорно величали ее «мадемуазель Атлас» с самого ее раннего детства, но она считала, что это полная бредятина.
Ее настоящее имя было — Кротиха.
Она перешла площадь и скрылась из виду.
Кротиха повстречала Ванго полтора года назад, 25 декабря 1932 года, в три часа ночи, между вторым и третьим этажами Эйфелевой башни.
Следует отметить, что место, дата и время не слишком-то подходили для такой встречи. Последние метры подъема до самой верхушки башни, первый день Рождества, три часа ночи. Но с точки зрения статистики, именно на этой высоте больше шансов встретить любителя покорять вершины, ибо сюда ведет один-единственный путь, тогда как внизу четыре опоры башни вчетверо увеличивают количество маршрутов.
— Привет.
— Здравствуйте, — ответил Ванго. — Все нормально?
— Ага.
Ванго не имел привычки пускаться в светские беседы во время своих ночных авантюр, и в тех редких случаях, когда он встречал людей на крыше Оперы, в больших часах Лионского вокзала или, несколькими годами раньше, у стальных канатов Бруклинского моста, он попросту прятался, не желая быть замеченным.
Но той ночью его прежде всего поразил возраст Кротихи. Она выглядела, как маленькая девочка на качелях в городском саду. Только сейчас она сидела не на качелях, а верхом на металлической арке, в двухстах двадцати пяти метрах от земли.
Несмотря на холод, Кротиха не носила перчаток.
Она долго не соглашалась признаться, что ей тринадцать лет.
— И часто вы здесь бываете? — спросил Ванго.
— Довольно часто, — ответила девочка, не спуская с него глаз.
Этот ответ означал, что она здесь впервые.
— Хотите, полезем дальше вместе?
— Да нет, я лучше тут передохну.
Она тяжело дышала в морозном воздухе, и при каждом слове из ее рта вырывалось круглое облачко пара.
— Ладно.
И Ванго сделал вид, будто хочет продолжить подъем. На этой высоте, под инеем, краска на металле слегка облупилась. Он тщательно выверял каждое движение, чтобы не соскользнуть. Обернувшись еще раз, он спросил:
— Все нормально? Вы уверены?
Ванго было неприятно настаивать, но девочку явно что-то тревожило. Она не ответила. Он спустился назад, внимательно посмотрел на нее. Она носила шелковый шарф, такой длинный, что ей пришлось обернуть им пять или шесть раз свою хрупкую шейку. Стальные переплетения вокруг них были освещены довольно слабо.
— У вас болит левая нога, — сказал Ванго.
— Нет, — ответила она и наивно прибавила: — Как ты догадался?
— Дайте-ка я посмотрю.
Он взялся за ее ступню, и она вскрикнула.
— Вы ее вывихнули.
— Ну и что?
— Хотите, я вытащу вас отсюда?
Девочка взглянула на огни, светившиеся вдали, и пожала плечами, как ребенок, которому предложили конфетку.
— Ну, хочу.
Ванго осторожно подсадил ее к себе на спину. Где-то рядом заухала сова. По тому, как девочка держалась за его плечи, он понял, что это — родственная душа, из тех, кто научился взбираться вверх еще до того, как начал ходить.
— Я так думаю, вы не захотите спускаться по лестнице, — сказал он.
— Нет.
Им обоим было известно, что на лестнице иногда можно встретить сторожа со свирепым черным псом, у которого зубы сверкают даже в темноте.
— Хорошо.
И он начал карабкаться вверх.
— Ты куда?
— А вы разве не хотите подняться?
Девочке нравилось, что он обращается к ней на «вы».
— Хочу…
— Значит, лезем наверх.
— Ладно. Как скажешь.
Они просидели на верхушке башни до рассвета.
Ванго вынул из кармана кусок хлеба, и они разделили его пополам. Вокруг них носились чайки. Казалось, они заигрывают с Ванго.
— Ты с ними знаком? — восхищенно спросила Кротиха.
Ванго внимательно рассматривал птиц.
С земли был виден только этот пернатый хоровод, круживший в багрянце рассвета над шпилем башни.
Ванго указал на одну из чаек, парившую над его головой.
— Вот эту… да-да, вот эту я уже видел у себя дома, очень далеко отсюда. Девочка пыталась скрыть свое удивление.
Вдали, за городскими предместьями, они различали поля и леса; Кротиха уверяла даже, что видит море.
— Все может быть, — ответил Ванго.
— Вон там, гляди!
На горизонте собирались облака.
Странно: для кротихи у нее было слишком острое зрение.
Ни тот, ни другая ничего не рассказали о том, как они живут там, внизу.
Утром он принес девочку к ее дому.
— Почему вас зовут Кротихой?
— Потому что, если до потолка меньше пяти метров, я начинаю задыхаться.
Ванго невольно улыбнулся.
— Не смейся, я и вправду задыхаюсь.
— Я смеялся потому, что это, видимо, и приучило вас к роскоши… Похоже, у вас очень просторное жилище.
Они стояли перед домом в конце Елисейских Полей.
— Да уж, немаленькое. Вообще-то я могу ходить и по комнатам, но живу вон там, наверху.
И она подняла голову. На крыше здания был виден гамак, подвешенный к двум громоотводам.
— Я страдаю клаустрофобией.
— Очень приятно. А я — паранойей.
Они с улыбкой пожали друг другу руки, и девочка, прихрамывая, удалилась.
С тех пор они провели вместе немало ночей под небом Парижа. Она научила его съезжать по крыше Театра Шатле и карабкаться по колосникам [30] , над головами танцоров, во время спектакля.
А он показал ей башню Сен-Жак, стоявшую как раз поблизости. Вокруг нее всю ночь напролет с маниакальным упорством ходил сторож. Таким образом, подъем превратился для них в увлекательную игру. Нужно было вскарабкаться на высоту семьдесят семь метров меньше чем за девяносто секунд — именно столько требовалось сторожу, чтобы обойти башню кругом. С ее верхушки можно было любоваться изгибами Сены, ее островками и башнями собора Нотр-Дам, плывущего, подобно кораблю, в море серых кровель.
Они дружили, так ничего и не зная друг о друге. Иногда один из них провожал другого до дома. Но видел при этом только дверь жилища своего друга. Эта дверь впускала его и тут же затворялась, не давая провожатому разглядеть в щель хоть какую-нибудь частичку чужой жизни.