Я говорю:
– Какое там танго! У меня неординарный размер! Это будет не танго, а гопак какой-то! Толстая я для танго!
Одна из продавщиц другой говорит:
– Тю! Оксана! Глянь на жиночку: разве ж она толстая? (ну, они, конечно, еще потолще меня были).
– Та ни (отвечает Оксана). Вчора, помнишь, какая брала – во! (Оксана расставила руки, демонстрируя что-то необъятное). Две меня! Чистый бегемот!
– И что? (спрашиваю). Обратно вернула трусики-то? Пузо небось из них так и вываливается?
Оксана наклонилась ко мне интимно и говорит:
– Пузо-то, может, и вываливается, но муж-то доволен… Она сама приходила, благодарила – и от мужа привет передавала… И вы возьмите танго – мужа порадуете!
– У меня (сказала я опечаленно) муж ничего не замечает – ему что танго, что фокстрот…
– Алкаш? – спросила Оксана сочувственно.
– Ага (сказала я, опустив голову).
– Ну тогда не надо! Возьмите обычные для бабушек, широкие, до талии. Алкашу все равно, а вам удобно будет, не вопьются. Это ж для красоты, для сексу нужно, а не для удобства.
Трусиками и лифчиками дело, однако, не ограничилось (все равно ничего не купила). Решила я тогда одним махом семерых убивахом: то есть сразу взять и купить корсет.
Напялила я его на себя быстро, а вот застегнуть вдвоем с продавщицей не можем.
Молния впереди не сходится.
Тогда продавщица сделала упор ногой, изловчилась, уперлась мне в грудь рукой и застегнула-таки корсет.
Но при этом упала на шпагат – ноги в разные стороны, села прямо на землю.
И, падая, зацепила занавеску, за которой мы с ней боролись с корсетом.
Пожилой армянин, хозяин лавочки, увидел интересную скульптурную композицию: тетка сидит на шпагате, а позади нее – другая тетка в корсете и безо всего прочего растерянно глазами хлопает.
Тетка-продавщица закричала:
– Вартан, закрой глаза!
Вартан сказал:
– Ны за што! Такого я еще нэ видэл!
Однажды Митрич, председатель совета собственников нашего дома, подал в суд на управляющую компанию, которая недоплачивала консьержкам.
Ну вот, в один прекрасный день мы с Митричем и отправились в этот самый суд, на заседание.
Опытный Митрич, профессиональный сутяга, начал меня учить:
– Нужно настаивать на моральных страданиях, причиненных вашей маме и вам, – что, мол, вы сильно страдали от недоплат консьержкам. Только (сказал председатель, зная мои штучки) не начните троллить судью.
– Постараюсь, – пообещала я.
Но одно дело – обещать, другое дело – выполнить.
Когда судья спросил меня, почему мы настаиваем на «моральном ущербе» и в чем он заключается, я скорбно произнесла:
– Ущерб был страшный, если честно… Давление, слезы, мучения, бессонные ночи…
Судья, строгий молодой кавказец, очень серьезно относящийся к своей работе, посмотрел на меня иронически:
– Но вы же не знали, что переплачивали, а управляющая компания недоплачивала, – откуда слезы и головная боль?
– Интуиция, – сказала я убежденно. – Которая никогда меня не подводила. Всякий раз, получая счет из ЖЭКа, я заливалась горючими слезами. Подвывала и мама. На шум приходила консьержка и тоже садилась с нами рыдать. А рыдает она, ваша честь, так страшно, что даже собаки пугаются, – она профессиональная плакальщица, подрабатывала когда-то на похоронах. Но там она плачет неискренно, за деньги, а здесь – сами понимаете… Выучка, однако, осталась: я никогда не слышала, чтобы так убивались, так выли… Так что если что, ваша честь…
Судья незаметно перекрестился и строго произнес:
– Не отвлекайтесь, пожалуйста.
Я продолжила, не моргнув глазом:
– Вообще, ваша честь, это были трагические дни – начиная с десятого числа каждого месяца. Именно на эти дни приходился пик нашего недомогания, слез и мучений. Потом целую неделю отойти не можешь: руки трясутся, голова кружится, ни работать, ни веселиться, ни сериал «Серафима» посмотреть – непременно сорвешься в плач и крик.
Ну и так далее.
Судья много чего видел, но с таким безобразным лицемерием сталкивался, по-моему, в первый раз. Тем не менее пошел навстречу:
– Хорошо, – сказал он по-судейски сурово. – Суд учтет это – и ваши переживания, и мучения. Правда (он улыбнулся), как может заболеть голова от того, что вам лишние 30 рублей приписывали?
– Так ведь еще и 10 рублей – с антенны. И 5 – с домофона. Этого мне уже не вынести…
Когда мы вышли, председатель похлопал меня по плечу:
– Молодец! На актерском не училась?
– Нет, просто много смотрю телик. Например, программу «Суд идет». Там часто разные убивцы рыдают и говорят, что на самом-то деле боятся обидеть муху… Муха, говорят они, надоедливо жужжит, а он, убивец этот, тем временем лежит себе, как толстовец какой, и думает философски: муха ведь тоже по-своему человек… Посланница другого мира – насекомых… Как же так я вот щас встану и газетой «Завтра» прибью эту муху? Нетушки (говорит, как правило, этот убивец) я – христианин!
Председатель говорит мне:
– Не понял: убивец говорит – щас встану и убью завтра? Как это?
– Нет, это газета так называется – «Завтра». Была еще газета «Сегодня». Но ее закрыли. Если бы ее не закрыли, то убивец мог бы сказать что, мол, щас встану и убью газетой «Сегодня». А так, вы правы, получается какая-то фигня: убью завтра, а встану сейчас.
Председатель, человек без юмора, посмотрел на меня с недоумением.
Пошла я как-то на почту отсылать читателям свою первую книжку – «Мама, Колян и слово на букву “Б”».
Протягиваю пакет со своими книжками, а работница почты мне говорит:
– А что у вас там? Выньте из пакета! Точно книги?
– Точно – книги.
– Художественные? – спросила она строго.
Я вздохнула:
– Отчасти.
– Не порнография?
– Отчасти, – опять сказала я.
– Как это – отчасти? Ну-ка покажите!
Я вынула из пакета одну книгу.
Работница почты стала рассматривать обложку.
– А что такое слово на букву «Б»?