– Это не от Николая Степановича, – обратился он непосредственно к Алине.
– Он сказал, что от него, – защищалась она.
Челышев нахмурился и с немым вопросом уставился на нас.
– Мы из медиа-холдинга «Ваша пресса», – сказал Костя, прищурившись.
– Ах, вот как! – Челышев решительно взмахнул рукой, как Наполеон перед битвой. – С журналистами я принципиально не общаюсь. Так что будьте добры, покиньте мою квартиру. И как можно скорее. Пока я не вызвал милицию.
– У меня к вам только один вопрос и после этого я покину вашу квартиру, – сказал Костя, делая ударение на «вашу». – Где во второй раз делала омолаживающую операцию Жанна Светлова. С помощью стволовых клеток, – уточнил Ангел. – В каком месте?
Я скосила на него глаза. Мне казалось, что еще немного и он улыбнется. Но скорее всего, это был оптический обман, потому что Ангел был серьезен как никогда. Как же, разгребатель грязи, хмыкнула я про себя.
При этом вопросе вся краска схлынула с лица Челышева. Наступила похоронная тишина, только где-то работало радио, да Алина с шумом переминалась с ноги на ногу, как породистая лошадь.
– Месте? – вытаращил глаза Челышев.
– Дочь Светловой Елена Рубакина сказала, что ее мать вроде бы лежала в каком-то санатории недалеко от Москвы. Сама мать поделилась с ней этими сведениями.
– А… эта… – Челышев брезгливо оттопырил нижнюю губу. Он был еще совсем молод – около тридцати, но повадки и ужимки выдавали в нем пресыщенного босса – ах! Как вы мне все надоели! Ах! Как я устал, казалось, говорил его взгляд и манеры. – Сама алкоголичка и замужем за пьяницей. Жанна Сергеевна намучилась с ними. И деньгами помогала. Точнее, я помогал.
– Сказать вам больше нечего?
Челышев стоял, с шумом заглатывая воздух. Похоже было, что его вот-вот хватит удар.
– Сказа-азть! – смачно выплюнул он. – Прошу из моего дома. На счет три. И немедленно.
– Лучше на счет – два! – весело ответил Костя. Он встал и вскинул вверх руки. – Мы уходим. Но прошу вас подумать над моими словами. Можно было бы неплохой материал сделать. Да и вам гонорарчик отвалится.
– Да что же это такое! – простонал Челышев, оттягивая ворот футболки, словно она ему жала. – Алина!
Девица бестолково засуетилась.
– Артур Александрович просит вас выйти. Побыстей, пожалуйста.
Мы вышли, подгоняемые Алиной. В лифте я только открыла рот, как Костя приложил палец к моим губам.
– Не сейчас. На улице.
Палец был волнующе-теплым, и когда он отнял его от моих губ, на них еще оставался отпечаток мягкой плоти. Я провела языком по губам.
– Ужасно пить хочу, – сказала я почему-то шепотом. – Просто умираю от жажды.
– Не проблема, – сказал Костя, отводя глаза в сторону. – Не проблема.
Ангел оставил меня в машине и пошел в магазин за бутылкой воды. Вернулся с двумя бутылками и протянул одну из них мне.
Я жадно отпила.
– И как тебе этот спектакль?
– Никак! Мы ничего не добились. Он наотрез отказался разговаривать о Светловой, о ее операции и о санатории, где она лежала.
– Зато как отреагировал. Теперь уже ясно наверняка: этот санаторий существует на самом деле. И мы ничего не выдумали. Это уже полдела.
– Ага! И остался совсем маленький пустячок: определить где он, и кто там делает операции, и связано ли все это с Международным центром «Медицина будущего».
– Для этого мы тут и сидим.
– Что ты имеешь в виду?
– Если мы все правильно поняли, Челышев до смерти перепугался и теперь будет делать ложные ходы. Он все знает об этом санатории и, более того, он и устраивал эти операции Светловой. И что-то здесь крепко не так, раз он сильно занервничал… Я прав?
– Прав. И что нам делать?
– Говорю же: сидеть и ждать. И посмотреть, куда он направится.
Я рассмеялась.
– Поиграем в сыщиков и шпионов?
– Тебе это не нравится?
– Обожаю такие игры. Всю жизнь мечтала побыть мисс Марпл.
– Она была старая и некрасивая. А ты…
– Что – я?
– Молодая и красивая.
– И все?
Костя взял у меня из рук бутылку с водой и отпил, хотя его собственная бутылка лежала на коленях.
Возникло неловкое молчание.
Теперь он подумает, что я на комплименты к нему набиваюсь, с тоской решила я. Черт меня за язык потянул!
– Ты подумал, что твоя красная «пантера» очень заметна среди других машин, и Челышев тебя быстро вычислит.
– Мысль – здравая и поэтому наблюдение снимается. Если он нас заметит, то еще больше замкнется и будет осторожен. Что, естественно, не в наших интересах. Попробуем поступить по-другому.
Машина плавно тронулась с места.
– Куда мы едем?
– Развлекаться. В ресторан. Ты не против? Или у тебя есть какие-то другие предложения по вечернему досугу?
– Не против.
После ресторана мы поехали домой к Косте, и здесь я стала нервничать: я вдруг подумала, что сегодняшний вечер закончится совсем не так, как обычно, и не так, как я хотела. Наверное, моя интуиция встрепенулась и теперь отчаянно сигналила мне. Но вот слушать я ее явно не хотела… Или не могла?
Все было не так и шло не по расписанному сценарию.
Но ужасней всего получалось, что я все время предавала Дениса. Его заботу, внимание, нежность. Почему? Что со мной происходит? Все эти мысли кипели, бурлили в моей голове. Ответы на вопросы не находились…
Наверное, со стороны я выглядела странно, потому что Костя сжал мою руку.
– С тобой все в порядке?
Классический американский вопрос, в ответ на который я должна была выдать классически-американское «ОК», но вместо этого я отвернулась и стала смотреть в окно.
– Саш! Ты меня слышишь?
Что я могла ему сказать? Я сидела и глотала непрошенные слезы злости, обиды и отчаяния: я до сих пор ничем не помогла Эве, которая на меня надеется, я бездарно трачу время. Но прежде всего, я злилась на себя… на свою трусость. Я знала, что я должна была бежать от этого человека. Знала! Но вместе с тем что-то притягивало меня к нему. Что было сильней меня, сильней моих представлений, даже сильней моего страха. Неожиданно я подумала, что всегда считала себя более стойкой чем Эва, более крепкой. Но если на то пошло: Эва не побоялась все бросить и уехать за своей любовью во Францию. Пусть все потом обернулось не так, как представлялось вначале, но она прыгнула в холодную воду с обрыва. А я держалась за Дениса, потому что мне было так удобней и безопасней. Я была девушкой с бой-френдом. Этот статус повышает собственную самооценку и ограждает от ненужных вопросов. У нас в России женщина страшно боится остаться одна. Иначе ее все начнут сразу прессовать, лезть в личную жизнь и давать бесполезные советы. Милка мне однажды рассказывала, как ее двоюродную сестру чуть до самоубийства не довели всякие любопытствующие: почему она до сих пор одна. Ее сестру Руслану я хорошо помнила. Башковитая девчонка, закончила в Питере престижный институт, работает аудитором в хорошей фирме. Бабки заколачивает, дай боже каждому. Так вот ей в родной город хоть не приезжай. Сразу начинается со всех сторон: «а когда ты наконец личную жизнь устроишь, когда у тебя дети появятся». Коллеги Руслану тоже закидывали подобными вопросами, как она жаловалась Милке, даже на дни рождения перестали приглашать, так как у нее статус «single». А то, что она, умница, всего сама добилась и процветает, вроде бы по фигу. Получается, что ей лучше иметь рядом ходячее чудо в штанах, какого-нибудь ботаника, импотента по части финансов или алкаша-дебошира. Зато – не одна и все вопросы-расспросы отпадут сами собой! Ну не идиотизм ли!