– Ты никогда его не любила!
– Верно, – кивнула Кротова. – А за что мне было его любить? Он балласт. Когда наша семья процветала, он в какой-то степени был даже полезен. Но теперь мы терпим крушение, и от балласта следует избавляться в первую очередь. Хорошо, что твой муж сам это понял. И избавил меня от необходимости указать ему на дверь.
– Твой Никодим тоже тебя бросил!
– Этот мальчишка! – презрительно раздула ноздри Мария Леопольдовна. – Я никогда не воспринимала его всерьез. Кто он такой? Никто! Ничтожество! Голодранец! Подстилка мужского рода.
– А я люблю своего мужа!
– А он любил твои деньги. Верней, деньги твоего отца. Не стало их, и ты стала ему не нужна! Смирись!
Ольга разрыдалась и убежала. Алене даже стало ее жаль. Черт! Неприятно быть бедной. Это она по собственному опыту знает. А уж впасть в нищету, побывав богатой, это и вовсе ужасно. Ни тебе привычных спа-процедур, ни личного косметолога, ни модных обновок. Про машину и дом уже и говорить нечего. Муж и тот норовит сбежать.
На Кротову истерика дочери, казалось, не произвела никакого впечатления. Она вообще из больницы вернулась какая-то странная. Все ее чувства там словно заморозили. Даже на Алену – виновницу всех бед ее семьи – больше не бросалась. Тот взгляд, который Кротова бросила на Алену, входя в дом, был единственным проявлением ее неприязни к падчерице. Но после разговора с дочерью у нее в комнате Кротова изменилась. И теперь она разговаривала с Аленой отчасти даже дружески.
– Видишь, в нашей семье далеко не все так радужно, как казалось со стороны, – со вздохом произнесла она, обращаясь к Алене. – Богатые тоже плачут, называется. Тем более что мы теперь вовсе и не богатые.
– Неужели у вас нет никаких личных средств? – удивилась Мариша.
– Это крохи. Муж все финансы держал в своих руках. Мне и детям выдавались карманные деньги и деньги на хозяйство. Ничего более.
– А подарки на Новый год или дни рождения?
– Стандартный набор. Мне духи, ювелирные украшения, цветы. Ничего экстраординарного. Детям, когда были маленькие, игрушки. Подросли, игрушки тоже подорожали. Например, Ольге на прошлый ее день рождения он подарил «Порш».
– Это очень дорогой подарок.
– Но это был единичный случай. Остальным детям отец дарил машины попроще.
– А на свадьбу? Неужели отец не подарил молодым квартиру?
– С чего вы взяли? Конечно, подарил. И у Сергея, и у Володи, и у Ольги есть свои личные апартаменты в городе.
Вот оно как. Значит, не такие уж они сирые и убогие, какими старательно прикидывались! У каждого имеется хорошая машина и квартирка. Так что жить им есть где. Наверняка у каждого имеется запас ювелирных украшений, которые можно продать и какое-то время протянуть на них. Выходит, что покойный отец семейства не был такой уж жуткой сволочью. Другое дело, что все эти квартиры и даже «Порш» Ольги – это жалкие копейки по сравнению с истинным состоянием Сергея Юльевича. Это подруги понимали. Как и понимали нежелание Кротовых расставаться со своим богатством.
Алена думала о том, что ей сегодня снова несколько раз звонил Алексей. И всякий раз намекал, что коли Алена живет в богатом доме и в фаворе у своей богатой родни, то неплохо было бы ей выклянчить у них кое-какие материальные ценности для себя и для своего любимого.
– Слушай, а попроси у них машину в подарок! – оживленно предложил он таким тоном, словно эта мысль только что пришла ему в голову.
– Машину? Но у меня даже прав нету.
– Не беда! Права я тебе организую. Давай, попроси. А то моя тачка на ладан дышит. Давно ее пора поменять. А хочешь, мы с тобой так сделаем, пока ты толком водить не научишься: я тебе свою машину отдам, делай с ней что хочешь. А ты мне свой «Мерседес» кинешь.
– Какой «Мерседес»?
– Который ты выпросишь у родни! Сумеешь? Должна суметь!
– Но почему именно «Мерседес»?
– Если уж просить подарок, то только «Мерседес»! Это я тебе авторитетно, как автовладелец со стажем, говорю. Лучшая машина. Ездит без проблем, ломается редко, запчастей всюду навалом. Проси «Мерседес». Всегда о нем мечтал!
У самого Алексея, надо сказать, была жалкая проржавевшая «семерка». И вот ее-то он и готов был сбросить со своего барского плеча Алене.
– Интересно получается, – начала закипать Алена. – Я буду унижаться перед родней, клянчить машину, а ездить на ней будешь ты?
– Так я и тебя буду возить.
– По будним дням? С шести до девяти вечера?
– А тебе больше надо? Буду и больше!
Понять его было несложно. Только добудь мне вожделенный «мерс», а я уж наобещаю тебе вагон удовольствий и маленькую тележку радостей.
Чтобы отвязаться от Алексея, девушке пришлось пообещать, что она поговорит с родней. И вот теперь Алексей названивал ей каждый час, проверяя, как идут дела и не забыла ли она о своем обещании. Об этом Алена сейчас и думала. Как странно! Раньше Алексей ей звонил очень редко. Чаще она сама звонила ему. Но стоило у нее в перспективе замаячить хоть каким-то деньгам, как все изменилось.
Выходит, Алексею она сама и неинтересна вовсе? Вот и Ольгу, судя по всему, муж бросил. Почуял, что поживиться больше не получится, и слинял. Что же? Все мужчины преследуют в любви только личную выгоду? А любовь придумали для утешения дурочек, которых они обманывают? Вроде ты мне деньги, а я тебе неземную любовь? Хилый какой-то, хромоногий бартер выходит.
– Так ты пойдешь на встречу с автором письма? – неожиданно спросила Мария Леопольдовна у задумавшейся Алены.
– Что? Не знаю. Я еще не решила.
– А где он ее тебе назначил? У дуба?
– Да.
Кротова кивнула. Она, впрочем, как и все в доме, знала, о каком дереве идет речь. В конце подъездной аллеи у самых ворот стоял огромный дуб, который рос там с незапамятных времен. И у Сергея Юльевича, когда он начал строительство своего дома, не поднялась рука уничтожить столетнего красавца-богатыря. Подъездную аллею спланировали таким образом, чтобы дерево не пострадало во время строительных работ. И дуб остался на месте, гордо осеняя своей густой листвой подъезд к усадьбе.
Вот к этому самому дубу и предлагалось отправиться Алене.
Время приближалось к полуночи, а подруги все еще сидели в комнате у Мариши и не знали, что предпринять. Идти или не идти? С одной стороны, страшно, а с другой – это шанс узнать правду. Когда стрелки часов встали на без пяти двенадцать, Мариша не выдержала. Она вскочила на ноги и решительно заявила:
– Пошли!
– Куда?
– Туда. Если струсим и не пойдем, то никогда не простим себе этого.
– А если пойдем, может такое случиться, что уже и прощать будет некому и некого.