Так-то!
Заполненный этими думами до самых ушей, я продолжал вилять по городу и окрестностям, продолжал нарезать утомительные круги – до тех пор, пока не кончился бензин. В расстройстве чувств я даже собирался бросить мопед на произвол судьбы, но потом все-таки проявил волю и докатил машину до дому.
Дома царствовал вечерний покой. С соседней усадьбы раздавались довольно-таки чарующие звуки виолончели – Окиша играл для души какую-то фугу. Возле гаража сидел старый. Старый раскочегарил грильницу, залил ее ольховым дымом и жарил шашлык. Выглядел старый как-то устало, меч Фемиды был тяжел, за день так намахаешься – жить не хочется. Увидев меня, он спросил с ходу:
– Что еще? Кого-нибудь убил?
Я решил быть честным.
– Не, – ответил я. – В диван провалился. Со второго этажа.
– Прогрессируешь...
Старый принялся ругаться. Не на меня, а на шашлык – шашлык подгорал, старый вступил в неравный бой с огнем, а я удалился в трубу. Надо было хорошенько проспаться.
Сначала я Шнобеля и не узнал даже.
По улице шагал странный тип. В длинном сюртуке из коричневой кожи. В кожаном шлеме, в широких очках. Сапоги на высокой подошве. В руках тонкая трость. На шее белый шарф. Персонаж псевдофутуристического фильма. Не хватает широкого меча с клыкастым лезвием и головы чудовища у пояса.
Шнобель приблизился и взглянул на меня из-за страшных очков.
– Волосато... – только и смог выдавить я, прикид впечатлял.
Шнобель был доволен.
– Термоядерно, Шнобель, – повторил я. – Лошади придут в восхищенье.
– Учись, иван, – сказал Шнобель. – Форма соответствует.
Шнобель осторожно, неуловимым движением коснулся правой щеки. Я пригляделся и обнаружил, что на правой щеке Шнобеля розовеет оплеуха. След от милой девичьей пятерни. Шнобель замазал ее кремом телесного цвета, но видно все равно было.
Как мило.
– Лазерова влепила? – усмехнулся я.
– Так, – усмехнулся Шнобель. – Одна горячая модель... А вообще, где, кстати, бус? Еще что, не подали?
– За углом.
– Хорошо. Еле успел переодеться. Еле успел... А то что бы получилось? Безобразие бы получилось... У нас выездка, а я в кедах... Там у меня...
– Все там у тебя в порядке. – Я предварил Шнобеля. – Ничего нет ни на спине, ни вообще. Перхоть только вот...
– Перхоть?! – ужаснулся Шнобель.
– Ну перхоть, да. Подумаешь...
Шнобель заволновался не на шутку, пришлось его срочно успокоить.
– Юмор у тебя навозный, – сказал он. – Тебе бы в дебильном комедийном шоу выступать, имел бы успех.
Шнобель еще долго распространялся про разные шоу, в которых я мог бы принять участие с большой для себя прибылью.
– Трость-то зачем взял? – перебил я.
– Это не трость, иван, это стек. Палка для придания лошадям, мулам и собакам добрых душевных качеств. Стильно, да? В одном ломбарде прикупил. Ладно, пойдем к автобусу, а то уроды все лучшие места позаймут...
И мы поспешили к автобусу. Потому что сегодня после третьей пары наш класс первый раз отправлялся в манеж.
Манеж в городе появился недавно. Как открыли неподалеку минеральную воду, как поставили рядом здравницу, так и манеж завели с конюшнями. Потому что курорт без выездки не курорт, а просто водохранилище, поскольку полезная вода после часовой встряски усваивается в три раза скорее.
Лицей им. М.Е. Салтыкова-Щедрина задружился с манежем год назад, как раз когда дочь директора конезавода пошла первый раз в первый класс. Вальс, стрельбу и этикет лицеисты уже освоили, теперь предстояло осваивать скачки. Выездку.
Вообще-то верховую езду я не очень уважал. Однажды в Москве на ВВЦ старый посадил меня на пони и прокатил вокруг фонтана с золотыми осетрами. Желая вознаградить лошадку, я протянул ей заварной пряник. Пони пряник принял, но при этом зацепил еще и изрядную часть моего пальца. Больно не было, но я очень испугался. Так как решил, что пони собрался на меня напасть. С тех пор я лошадям не доверял, хотя близких знакомств среди них у меня и не было.
Нелюбви к конкуру и джигитовке добавляло и следующее обстоятельство. Коттедж, в котором я обитал с семейством, то есть с милыми родителями, находился на окраине города и, в общем-то, недалеко от Кадетского корпуса им. Варвары Заточницы, в котором обучались девушки-сироты. Не знаю почему, но, по мнению руководства Кадетского корпуса, каждая девушка-сирота должна была уметь скакать на коне. У Корпуса имелась своя конница, а манеж, где эта конница оттачивала свое мастерство, находился на другой стороне города.
Старый уезжал на работу слишком рано, и мне приходилось добираться до Лицея на маршрутке. А до маршрутки было идти почти полкилометра. И частенько, когда я преодолевал эти самые полкилометра, по тротуару следовал мини-эскадрон корпусниц во всем боевом облачении. С карабинами, противогазами, плащ-палатками, термосами и другой боевой техникой.
Это было довольно страшно. По улице неслась дикая дивизия, прохожие шарахались, дорогие иномарки снижали скорость, матери поднимали детей на руки и закрывали их своим телом. А меня один раз опять же ушибли лошадью.
К счастью, не копытом, а боком, но все равно приятного мало. Наездница, кстати, совсем даже не извинилась за свой хамский поступок, напротив, назвала почему-то меня «гражданской вошью» и проскакала дальше. С тех пор я не любил лошадей окончательно.
Как сказал классик: лошадь – на редкость тупое создание.
Возле автобуса стоял с планшеткой незнакомый мужик, судя по общей спортивности, лошадиный тренер. Тренер невозмутимо отмечал прибывающих и грыз большое яблоко. Я заметил, что зубы у тренера большие, белые, похожие на лопаты.
Как у хорошей лошади – победительницы в скачках.
Мы отметились в списке. Шнобель проник в салон первым, а у меня распустились шнурки. Я хотел определиться на задние места, но не получилось. Чепрятков, Чепрятков и еще раз Чепрятков занял своею широкой персоной все шесть последних сидений.
Неудачно получилось. Чем хороши эти места? Когда ты располагаешься на них, никто не швырнет в тебя мороженым.
Не поразит из плевалки.
Не запустит дротиком от дартса.
В шею просто так не ткнет.
Ехать можно спокойно.
Но в этот раз VIP-места оккупировал Чепрятков. Он возлежал на сиденьях с выражением достоинства, тянул из бутылки фиолетовый дринк и разглядывал грязь, переливающуюся на тяжелых ботинках.
– Чепрятков! – сказала общественно активная староста Зайончковская. – А зачем ты в манеж поехал? У тебя же переломы! Тебе же нельзя спортом заниматься!