– Посмотрите вот эти альбомы, – сказал я торопливо, – их я, как всякий ебаист, купил через e-bay в Калифорнийском. Всего четыреста экземпляров, классно? Отпечатали к юбилею их ректора. Представляете, юсовская таможня не хотела выпускать из США, будто эти звездные карты – военная ценность!
Она взвесила на ладонях альбом, печать изумительная, делалось не для продажи, но, к счастью, остались лишние экземпляры, и я подсуетился первым, сразу заплатив за альбом и оплатив доставку через океан.
– Альбом просто чудо, никаких французских импрессионистов еще не издавали так бережно.
– Французские импрессионисты, – возразила Габриэлла холодновато, – не стали ширпотребом от того, что многие оценили их гениальность. А их ректор… в самом деле Тернер Виндж?
– Он самый, – воскликнул я радостно.
– Приятно слышать, – произнесла она задумчиво, тут же лицо ее озарилось задорной улыбкой. – Вот видите, астрономы – не анахореты какие! Каким университетом руководит!
Потом я показывал коллекцию дивидишек, у меня их немерено, один приятель контрафактил, мне перепадало когда за полцены, когда на халяву вовсе. Габриэлла ахала, наткнувшись на первые фильмы с Одри Хепберн, изумилась полной подборке с Гретой Гарбо, а фильмы с Марлоном Брандо вообще привели в восторг: полный ремастеринг, куча бонусных материалов в виде интервью с режиссерами и актерами…
На порнуху не повела глазом, хотя пробежала кончиками пальцев по внушительной подборке компьютерной эротики и жесточайшего порно. С живыми моделями невозможно проделать то, что позволяет графика, потому компьютерная пока нарасхват, ну, а я делаю вид, что мне это для работы, такой вот я правильный.
В какой-то момент Габриэлла взглянула на часы, охнула:
– Мне пора!
Сердце защемило, я сказал непроизвольно:
– Габриэлла… Останьтесь у меня на эту ночь. Отсюда ближе к универу. Я буду счастлив отвезти утром.
Она посмотрела на меня чуточку исподлобья.
– В смысле… ну да, я все думала, когда вы наконец предложите раздеться… Совсем.
– Извините, – сказал я смущенно, – я вовсе не это имел в виду.
Она спросила с интересом:
– Не это?
– Правда, – ответил я еще смущеннее, жар прилил к моему лицу. – Я не импотент, но я асексуал, так что вы избавлены от моих назойливых приставаний в этой сфере!
Она вскинула брови:
– Асексуал?
– Да…
– Полный? – уточнила она.
Я вздохнул и развел руками:
– Умеренный. Я, честно говоря, ни на одну крайность то ли не способен, то не решаюсь… Колеблюсь, как говорили раньше, вместе с генеральной линией партии, а за пределы колебнуться – духа не хватает.
Она сказала сочувствующе:
– Что вы казнитесь, все люди такие. Значит, уверены, что, если останусь, мы не поссоримся?
– Уверен, – выдохнул я, – мне так здорово с вами, что даже не думаю про обязательное совокупление. И вроде бы надо, а то черт-те что подумаете… ну, что импотент или гомосек! С другими по накатанной, но с вами… чувствую себя так, будто вся кровь собралась в мозгу да еще в сердце, а для гениталий ни капли.
Она чуть улыбнулась, продолжая рассматривать меня с удивлением, словно двухголовую зебру.
– Спасибо.
– Нет, – сказал я испуганно, – вы только не подумайте…
– Перестаньте, – сказала она мягко, – напротив, вы мне польстили.
– Правда?
– Правда.
– Фух… Так вы останетесь?
Она долго рассматривала своими серыми внимательными глазищами. В глазах на миг мелькнула тень сомнения, я задержал дыхание, наконец она сказала все так же мягко, но с незнакомой ноткой:
– Извините, Вячеслав, но что касается секса… Вы мне нравитесь, потому полежу, раздвинув ноги, чтобы получили все, что вам хочется, хоть и асексуал. Если, конечно, ваши запросы не слишком… Могу постоять на четвереньках. Но сама, извините, не считаю нужным имитировать оргазмы. Мне это ни к чему. Я достаточно самостоятельная женщина, от мужчин мне ничего не надо.
Я воскликнул горячо:
– Да ради всего святого! Я ничего не жду! И сам не полезу, вы для меня слишком божественная святость… или святая божественность… уф, даже слов таких не найду… вы для меня настолько святое, что даже не представляю, как бы я осмелился пихать в вас пенис… Ложитесь вот здесь, кровать у меня удобная, а я лягу на диван. Зато сможем переговариваться!
Она вышла на кухню, я слышал, как говорила очень тихо по мобильнику, родители должны знать, что задерживается до утра. Я деликатно перебежал на цыпочках в спальню и быстро-быстро убрал с кровати всякие необходимые для жизни холостяка вещи, которые сейчас будут лишними.
По последней моде в моей квартире всего две двери: внешняя, что из коридора, и еще одна – в туалет. Кровать в спальне, диван в гостиной, но напротив дверного проема, так что, когда лег на диван и укрылся пледом до подбородка, в полумраке спальни проступила половинка кровати.
Обычно сплю голым, но на этот раз лег в трусах, вдруг придется вставать, это чтоб ничего не подумала.
Габриэлла пришла из ванной, влажно шлепая босыми ногами, я смутно видел ее силуэт. Мягко вздохнула постель, в красноватом свете ночника мелькнуло взметнувшееся одеяло. Прошло несколько мгновений, я слышал тихий голос:
– Роскошная постель. Чувствую, сон будет хорошим… Спокойной ночи!
– И вам, – ответил я. – Хороших снов!
– Спасибо… Пусть вам приснятся звезды. И ваши любимые туманности. И нейтронные звезды…
– Нейтронные, – сказал я, – не надо.
– Почему? Ах да, тяготение…
– Вот-вот. Стоит мне только представить, во что я превратился бы… сразу кровь застывает.
В темноте послышался легкий смешок.
– У вас живое воображение. К несчастью, у меня тоже.
– Это плохо?
– Чаще всего – даже очень плохо. Жизнь надо принимать проще, так все говорят, а я не могу проще… хочу, и не могу. Не получается почему-то. Как только пробую расслабиться, сразу тысяча разных мыслей… Извините, очень непонятно говорю, сама себя плохо понимаю.
Я вздохнул:
– Я понимаю очень хорошо. У самого те же проблемы, но я научился расслабляться. Только от этого еще хуже.
– Хуже?
– Да.
– Почему?
– Когда, – сказал я медленно и ощутил, что начинаю путаться, – заставляю себя расслабиться, то как будто не приобретаю что-то… хотя на самом деле приобретаю, даже понятно что, а как будто теряю… и то, что теряю, намного крупнее и ценнее даже, чем то, что приобретаю… Видите, вот кто говорит непонятно!