– Совершенно верно, – согласился Беникоф. – Вот что я скажу – на всякий случай надо все-таки подать заявление в суд насчет этой последней базы. Тебе придется подписать еще несколько бумаг.
Первая база данных оказалась почтовым ящиком чуть больше двухлетней давности. Брайан начал с того, что просмотрел самые старые письма. Ему стало как-то не по себе: никого из тех, кто писал ему, он не знал, а его собственные письма звучали как-то странно. Да, там стояла его подпись, но он бы написал не совсем так. Как будто он читал чьи-то чужие письма. Несколько раз в них упоминалось об искусственном интеллекте, но лишь вскользь, без всяких подробностей.
Он сбросил все письма в память компьютера, чтобы заняться ими как-нибудь в другой раз, и занялся двумя другими базами. В одной хранились его декларации о доходах и налоговые извещения – просматривать их было очень увлекательно и в то же время грустно. Он начал зарабатывать деньги еще совсем молодым – это он помнил, большей частью ему платили за разработку программ. Потом последовал большой вклад – деньги от продажи их дома, потом еще больше – отцовское наследство. Он поспешно двинулся дальше. Деньги быстро таяли. Через несколько лет они кончились совсем – как раз после этого он и поступил на работу в «Мегалоуб». Переписка с корпорацией читалась как роман, особенно подробности контракта. Тут было о чем подумать, он переписал все в память и перешел к последней базе данных.
Просмотрев несколько страниц, он вчитался в текст и тут же стер его. Эрин в это время вышла из комнаты, а Беникоф, склонившись над телефоном, куда-то звонил. Солнце начинало садиться, и в палате стало почти темно.
– Бен, можно вас на минуту?
– Конечно.
– Я, пожалуй, устал. Остальное просмотрю утром.
– Давай я заберу клавиатуру. Нашел что-нибудь про искусственный интеллект?
– В этих ничего нет.
– Тогда я постараюсь поскорее пробить решение суда. А когда выспишься, попробуй придумать какие-нибудь новые пароли, ладно?
– Обязательно. Утром увидимся.
– У тебя и вправду усталый вид. Отдыхай.
Брайан кивнул и проводил Бена взглядом. На самом деле он ничуть не устал – у него просто испортилось настроение.
То, что он успел прочесть, ему совсем не понравилось. Начало было знакомым – это были заметки, которые он сделал после катастрофического исхода своего романа с Ким. Как только отчаяние и злость немного схлынули, он набросал тогда еще кое-какие мысли о машине-распорядителе. Он помнил, что использовал эту идею в своей работе над искусственным интеллектом, – но помнил еще и то, что тогда же подумал, как это можно использовать для управления собственной личностью. Очевидно, он развил эту мысль дальше, в новую науку о сознании – судя по тому, что он прочитал в этом файле, получившем название «Зеномотерапия», это были скорее теоретические рассуждения, чем факты. Они выглядели не столь дикими и безумными, как дианетика, но в них явственно ощущалось, мягко выражаясь, нечто вроде подспудной мании величия. Читать это было неприятно – человек, который это написал, ему совсем не понравился.
Зная факты, легко принимать даже самые важные решения. О том, как ему теперь быть, Брайан размышлял всю последнюю неделю, а эта так называемая научная зеномотерапия оказалась последней каплей, заставившей его решиться. Он нажал кнопку вызова на столике у кровати. Через мгновение вошла медсестра.
– Вы не знаете, доктор Снэрсбрук еще здесь?
– По-моему, да – присматривает за установкой оборудования. Она переезжает в новый кабинет, который ей здесь отвели.
– Можно мне ее видеть?
– Конечно.
Сумерки сгущались, но Брайан не давал автомату включить свет – ему хотелось еще полюбоваться ими. Только когда небо стало совсем темным, он снял палец с мигающей красным огоньком кнопки. Шторы опустились, и загорелись лампы. Секунду спустя вошла Эрин.
– Ну что, Брайан, у тебя был трудный день? Почувствовал себя хуже?
– Да нет. Я был немного утомлен, но вздремнул, и все прошло. Как мои показатели?
– Лучше не бывает.
– Хорошо. Значит, вы можете сказать, что я на пути к выздоровлению и в здравом уме, если не считать навязчивой идеи, будто мне только четырнадцать лет, хотя на самом деле мне двадцать четыре?
– Кроме слов «навязчивая идея», все так и есть.
– А я хоть раз сказал вам спасибо за то, что вы для меня сделали?
– Вот теперь говоришь, и я тоже тебе благодарна и невероятно счастлива, что все так обошлось.
– Я не хочу вас расстраивать, доктор, но скажите, вас очень огорчит, если мы в ближайшее время прекратим эти сеансы восстановления памяти?
– Не понимаю.
– Скажу иначе. Меня вполне устраивает, какой я сейчас. Пожалуй, я хотел бы с этого момента подрастать сам. Становиться старше – понимаете? По правде говоря, мне не нравится то, другое мое «я» – то, которое тогда стерла пуля. Я согласен некоторое время продолжать сеансы, чтобы узнать, насколько повреждена моя память, есть ли такие вещи, которых я не знаю, хотя должен знать. Я хочу, насколько возможно, восстановить свое прошлое. Но как только вы будете удовлетворены, давайте на том и остановимся. Хотя я готов продолжать эксперименты, о которых вы говорили, – чтобы выяснить, могу ли я на самом деле взаимодействовать с внутренним процессором. Как вы на это смотрите?
Эрин Снэрсбрук была потрясена, но не показала вида.
– Ну конечно, заставить тебя никто не может. А сейчас спи. Давай еще раз поговорим утром. Это слишком ответственное решение.
– Знаю. Поэтому я его и принял. Ах да, еще одно дело. Но об этом можно и завтра.
– А что такое?
– Я хотел бы поговорить с адвокатом.
Беникоф подождал, когда Брайан кончит завтракать, и только тогда вошел в палату. Он завел разговор о его здоровье, о погоде, рассказал, как пытается ускорить решение суда о допуске в базу данных и что оно может быть получено уже через несколько часов, – и все время ждал, когда Брайан заговорит о том, что его интересовало. Но не дождался – это пришлось сделать ему самому.
– Мне звонила доктор Снэрсбрук, она очень встревожена. Она говорит, что ты хочешь прекратить сеансы восстановления памяти. Ты не хочешь рассказать мне, в чем дело?
– Знаете, Бен, это в общем-то касается только меня.
– Если это касается только тебя, тогда я ни о чем не спрашиваю. Но если это касается моего расследования или искусственного интеллекта, то это меня интересует. Ведь все это связано, верно?
– Вероятно, но от этого мне не легче. Я могу говорить с вами как с другом? Я ведь считаю вас своим другом.
– Мне это очень приятно. И мы были довольно близкими друзьями до того, как все это случилось. Тебе нелегко пришлось – скажу по совести, мало кто мог бы это перенести. Ты настырный ирландец, и это мне нравится.