Он повернулся ко мне, я сделал ему знак продолжать, меня в дискуссии не втягивать, я посижу, мне среди народа легче мыслится, однако он не сдался, обратился ко мне с той же рабочекрестьянской обстоятельностью:
– Только диктатура, господин президент!.. Не будет диктатуры – России не выжить. Это понятно всем, так что давайте не лицемерить: все, кто говорит о политкорректности и государственном устройстве по типу, скажем, Дании или Голландии, прекрасно понимают, что Россия при таких условиях неминуемо исчезнет. Станет просто территорией, которую займут более националистические государства
Каганов спросил с подозрением:
– Это кого вы называете более националистическими?
Шандырин прогрохотал, как приближающаяся туча с грозой и громом:
– Не прикидывайтесь. Я не стану даже про Израиль, потому что в сравнении с Россией абсолютно все – националистические! Англия, Франция, Германия, Испания, Дания, Польша, прибалты, я уж не говорю о среднеазиатских или кавказских соседях! Все гораздо националистичнее. А вот русской национальности хребет перебил еще Петр Первый, когда втоптал русское в грязь и заставил униженно кланяться иноземному. Любой иноземец с его подачи во всем был выше, умнее и значительнее, чем русский, кем бы он ни оказался… Ни одна нация так не оплевывает себя, ни одна так не прогибается перед иностранцами, как русская, и после этого… вот уроды!.. еще и говорят о национализме русских! Это уж точно, держи вора.
Каганов, уже потеплев, обошлось без упоминания Израиля, блеснул эрудицией:
– Во Франции, к слову, за иностранное слово в печати или рекламе вместо французского платят бальшо-о-о-ой штраф. И на иностранные фильмы у них квота.
Я посмотрел на часы, полчаса до назначенного мной же срока, но ничем другим заняться не смогу, вздохнул, буркнул:
– Вы все-таки давайте конкретнее… Если у нас в самом деле диктатура, то чтоб завтра утром у меня на столе был новый проект. Или хотя бы черновик. Все поняли?.. Вольно.
Вышел, поборолся с искушением пойти в столовую и подкрепиться перед трудным разговором, победил, чуть было не пошел, чтобы отметить победу, но все же натянул на морду лица улыбку, с нею слова произносятся чуточку иначе, это чувствуется на другом конце провода и без подсказки аналитиков, и отправился почти твердой поступью в комнату с красным телефоном. Сейчас, когда любой тинейджер может по мобиле звонить за океан, простой телефон кажется допотопным, но к нему подключены мощнейшие компьютеры, что создают защиту от прослушивания, шифруют сообщения, так что никакой суперхакер и за тысячу лет не приблизится к разгадке кода, обеспечивают полноценное звучание, как будто собеседник в соседнем кресле.
Техник кивнул при моем приближении, встал и тихонько покинул комнату. Когда дверь с легким щелчком захлопнулась, я снял трубку:
– Алло?
– Привет, Дмитрий, – донесся голос Бушмена, он сказал по-русски, с сильным техасским акцентом, на меня пахнуло патокой, коровами и лошажьим потом, затем наложилась деловитая скороговорка переводчика. Я владею английским достаточно, чтобы вести разговоры на любую тему, но в таких случаях лучше, когда каждый на своем. И суверенитет подчеркивается, да и есть время успеть обдумать ответ поумнее: – Дмитрий, мои военные очень озабочены. Со спутников засекли вспышки в одном квадрате России. Настолько мощные, что заподозрили ядерные испытания…
Я засмеялся:
– Шутите?
– Шучу, – согласился он. – Но такая повышенная активность в военной области, вы же понимаете, вызывает тревогу. Особенно в нашем напряженном мире.
– Эта активность не выходит за пределы Рязанской области, – ответил я. – Напоминаю, что эта область – внутри России, она не граничит ни с одним государством. Это не ваши военные базы возле границ России.
Он тоже засмеялся, хороший такой уверенный смех победителя.
– Это не наши базы! Это базы НАТО. Вы уже знаете, мы теперь начали действовать без НАТО. Нам эти карлики ни к чему, управляемся. Так что же в этой Рязанщине?
Судя по тому, как правильно произносил это слово, оно уже не раз звучало на совещании экспертов, прежде чем он снял трубку.
– Внутренние дела, – ответил я лаконично.
– Дмитрий, – сказал он с укоризной, – мы же друзья? К тому же на нас нелегкая миссия по поддержанию мира во всем мире. Какие могут быть секреты? Наши ребята сообщили, что в том районе проживает народ кобызов. И район боевых действий как раз приходится на их анклав. Что-то случилось?
– Ничего особенного, – ответил я и добавил: – Такого, чтобы могло действительно встревожить страну, что находится на другой стороне планеты.
– Дмитрий, – повторил он укоризненно, но в голосе появился нажим, – давай смотреть реально. Мы на другой стороне земного шара, верно, но наши военные базы уже во всех стратегических точках земного шара. Только мы, США, поддерживаем мир и стабильность. Многим это не нравится, но наша мощь все растет. Вы это признаете? Да, мы вмешиваемся во внутренние дела других государств… и будем вмешиваться все больше. Это реальность, Дмитрий! Мы взяли на себя ответственность за всю планету, потому нам небезразлично то, что происходит в России. Хочет Россия этого или нет, но она уже включена в сферу наших интересов. Извините, но для многих моих избирателей Россия стоит на втором месте после Ирака…
Внутренности похолодели, в ушах послышался звон. Я закрыл глаза, умоляя себя выстоять, сосредоточиться, не потерять сознание. Бушмен недвусмысленно намекает, что Россия для США по-прежнему враг, а разделались с Ираком раньше лишь потому, что с Ираком полегче, но если очень понадобится, то могут высадить войска и в России, сил хватит.
– Не надорвитесь, – сказал я мрачно, в моем голосе ясно звучало признание поражения. – Всюду поспевать – пупок развяжется. А в Рязанской области всего лишь проводилась операция по изъятию оружия у бандформирований кобызов. Это если говорить очень мягко. Изъяты тысячи единиц стрелкового оружия, противотанковые ракеты и десятки стингеров…
Он прервал:
– Извините, но на оружии не написано, что оно кобызское, а не ваших людей!
– Захваченные боевики, – сказал я, – отвечают иначе. Мы можем отдать их международному суду в Гааге. Обвинения в убийстве российских граждан, угрозы и притеснение местного населения, а также незаконное хранение огнестрельного оружия. Мне, собственно, все равно, если Гаагский суд их даже отпустит, сами бандформирования мы уже ликвидировали…
Он не поверил, переспросил:
– Так быстро? А мирные жители при этом не пострадали?
– Пострадали, – ответил я, сердце сжалось, перед глазами воочию встали раздавленные гусеницами танков тела. – Но зато гнойник был удален. Полностью.
Он ужаснулся: