Впрочем, оно никогда не вошло в производство.
Избирался в мэрию дед, но стал на выборах третьим,
Зато он чинил и радио, даже бритвы,
И проявлял пленки, и домики делал для кукол.
(Кукольный домик мамин еще стоял на лужайке –
Жалкий, облезлый, забытый, дождями политый.)
Ладно. Девица в блестках катит на сцену
Ящик – высокий, со взрослого, красно-черный.
Открыла спереди. С фокусником вдвоем
Ящик они повертели и постучали по стенкам.
Дева, змеясь улыбкой, залезла в ящик,
Фокусник стенку захлопнул.
Стенку он распахнул – а девушки нет!
И снова – поклон.
Дед зашептал: «Зеркала… А на самом деле
В ящике, там она!»
Жестом изящным руки ящик сложился
В спичечный коробок.
Дед уверил: «В полу есть люк!»
Бабушка прошипела – да помолчи…
Фокусник улыбнулся. Блеснул, как ножами, зубами.
Спустился медленно в зал.
Он указал на бабушку – и поклонился.
Трансильванское что-то было в глубоком поклоне…
Приглашены; на сцену. В зале визжали, свистели…
Бабушка не желала, а фокусник был так близко
Что я, от парфюма его задыхаясь,
Шептал: «А я бы… а я!..» Он, однако,
Тонкопалые руки к бабушке протянул.
«Перл, дорогая, давай, – рассмеялся дед. –
Иди же…»
Сколько лет было бабушке? Может быть, шестьдесят?
Она бросала курить и гордилась своими зубами –
Хотя и с табачным налетом, но все свои.
(Дед мой зубов лишился в юные дни –
Пытался на велосипеде к автобусу прицепиться,
Автобус затормозил – приложило деда.)
Она ночами, смотря в экран, жевала цикорий
Иль карамельки сосала – наверно, ему в пику.
Медленно, медленно встала она тогда –
Мороженое отложив и деревянную ложку,
Вышла она в проход. Поднялась на сцену.
Фокусник ей аплодировал рьяно – вот это да!
Что было, то было. Что да, то да – а вот это да!
Девушка в блестках вышла из-за кулис
С ящиком новым –
Этот
Был ярко-красным.
«Та самая. – Дед кивнул. – Помнишь,
Она исчезла? Видишь? Она, она!»
Может, и так… А виделось мне иное.
Она, с моей бабушкой рядом, стояла, вся в искрах,
А бабушка теребила смущенно жемчуг на шее.
Девушка к нам обернулась –
Как манекен, как статуя из музея –
Вся озарилась улыбкой –
И словно застыла. Фокусник подкатил
(С легкостью) ящик к самому краю сцену.
Бабушка ожидала. Секунды расспросов –
Откуда она, как зовут, и все в этом роде.
«Мы виделись раньше?»
Ответ – нет.
Фокусник ящик открыл,
Забралась бабушка внутрь.
«Может, девчонка все же не та, –
Раздумался дед, –
У той, похоже, волосы были темнее…»
А мне – наплевать! А я
Бабушкой очень гордился, но в'кресле елозил.
(А вдруг запоет?
Вдруг нас покроет позором?!)
Легла она в ящик – и дверца за ней затворилась.
Фокусник сверху открыл окошко –
И мы увидали
Бабушкино лицо.
«Перл? Ну, и как вы, Перл?»
Она, улыбаясь, кивнула, – все хорошо…
И он захлопнул окошко.
Подала ему дева тонкие ножны,
Острый меч из них он извлек осторожно…
И в ящик вонзил!
И еще, и еще, и еще…
А дед усмехался – и на ухо объяснял:
«Клинок в рукоять уходит. С другой стороны
Выходит клинок фальшивый…»
Фокусник тотчас извлек металлический лист,
В ящик его задвинул
До половины –
И ящик вскрыл пополам! Вдвоем, мужчина
И девушка в блестках,
Они подняли верхнюю часть
Ящика (с бабушкиной половиной внутри) –
И на сцену поставили…
И в половине верхней
Он снова открыл на мгновенье окошко.
Бабушкино лицо – с веселой улыбкой…
«Раньше, когда он захлопывал двери,
Спустилась бабушка в люк –
Стоит теперь на подставке… – поведал дед. –
Закончится номер – она все сама расскажет».
Господи Боже, когда уже он замолчит, –
Ведь мне-то хотелось магии или чуда!
И вновь – два клинка. Прямо в крышку.
В уровень шеи.
«Перл, вы еще там? Скажите нам.
Может, споете?»
Запела «Дейзи, о Дейзи».
Фокусник поднял ящик –
Ту, с головой в оконце, его половину, –
И стал с ней гулять по сцене… а бабушка пела
«Дейзи, о Дейзи» – и в этом углу,
И в том…
«Сам он, – сказал мне дед. – Чревовещанье».
«А точно ведь бабушка», – робко я возразил.
«Точно, – мне дед отвечал. – Конечно, он мастер.
Дело свое знает отлично. Отлично!»
Ящик теперь был размером с коробку от торта,
Фокусник снова открыл –
Допела бабушка «Дейзи»
И начала песню с такими словами:
«О, Боже мой, все ливень льет,
Возница пьян, конь крупом бьет,
Дает повозка задний ход –
В веселый город Лондон…»
В Лондон. В родной ее город. Она говорила
О детстве своем, и мне становилось страшно.
Мальчишки врывались в лавку ее отца,
Орали: «Жид ты пархатый!» – и удирали…
Она ненавидела черные рубашки.
Она клялась, что помнит марши в Ист-Энде,
Помнит, как в черных рубашках шли наци Мосли.
(В тот день ее сестре покалечили веко…)
Фокусник кухонный нож достал,
В коробку от торта вонзил –
И пение смолкло…
Составил он ящики.
Вытащил все клинки.
Окошко открыл – и бабушка улыбалась,
Смущенно свои (и вправду свои!) демонстрируя зубы.
Окошко захлопнул, скрывая ее от зала,
Последний выдернул меч,
Открыл последнюю дверцу –
И бабушка вдруг исчезла.
Жест тонкопалой руки –
Пропал и сам красный ящик.
«В рукаве у него, наверно», – шепнул мне дед,
Но уже неуверенно как-то.
Из ладоней волшебника с горящего блюда