— Ладно, я с вами.
— А чей дух мы вызовем? — Шубин заерзал на стуле и стал потирать ручки, точно ему пообещали груду золота.
— Сейчас решим, — откликнулась Анжелика. Она чувст вовала себя распорядительницей бала, который собирались посетить коронованные особы. — У кого какие предложения? Чей будем вызывать дух?
— Ленина, — немедленно отозвался Вольдемар, демонстрируя стереотип мышления человека, захватившего расцвет и крушение СССР.
— Пушкина, — высказалась Симона. От возбуждения у нее заметно порозовели щеки.
— Пушкин наврет! — не согласилась Маргарита. — Он шутник был и острослов. Нет-нет, надо кого-нибудь такого… основательного.
— Мамина-Сибиряка, — предложил Шубин. — Или Немировича-Данченко.
— Я имею в виду основательного не по фамилии, а по существу, — осекла его Маргарита.
— А я бы вызвал кого-нибудь прикольного, — подал голос Жидков, все это время доедавший салат. — Вольфа Мессинга, например.
— Или Шерлока Холмса, — поддакнул Шубин.
— Какого Шерлока Холмса? — повернулась к нему Симона. — Его же не было.
Она хихикнула, не понимая, шутка это или нет. Оказалось, никакая не шутка.
— Он в Англии жил, — поделился с ней Шубин. — На улице Бейкер-стрит. Знать надо.
— Слушай меня, Леонид, — сказал Жидков, наставив на него вилку. — Шерлок Холмс — не человек.
— А кто, собака, что ли? Ну, ты даешь!
— Прекратите, — одернула их Маргарита. — Вызывать можно только настоящих людей, Леонид. Так что Шерлок Холмс не годится.
Шубин страшно озадачился.
— А про кого же тогда этот, как его, доктор Уотсон рассказы писал?
— Возможно, я вас расстрою, — желчно заметила Маргарита, — но Уотсона тоже не было.
— Вас послушать, так никого не было, — обиделся он.
— А кто же тогда, по-вашему, Конан Дойл? — полюбопытствовала Фаина, курившая уже вторую сигарету подряд. Дым улетал в сторону залитого дождем окна, за которым уже не было видно сада.
— Да ладно меня подлавливать! — подскочил тот. — Конан Дойл — это писатель. Он написал «Затерянный мир», я кино смотрел.
— А! — воскликнули хором несколько голосов. — Кино! Кино — другое дело.
— Так чей дух-то, чей?
— Предлагаю просто кинуть клич, — предложила Фаина. — Кто откликнется, тот и откликнется.
— Да? А если ужас какой-нибудь откликнется? Карл Маркс, например?
— Он по-русски не разговаривает.
— Тут язык никакого значения не имеет, — пояснила Анжелика. — Дух внушает мысли. И мы их транслируем. Можно хоть кого вызвать — хоть Индиру Ганди.
— Потрясающая скудость фантазии, — прострекотала Капитолина, севшая обратно под локоть к Уманскому. — Если уж вызывать, так вызывать. Ученого какого-нибудь. Или философа.
Все промолчали. Вероятно, возражать гувернантке считалось неэтичным. Тем более что главная фигура — Фаина — взирала на нее сквозь клубы дыма весьма благосклонно.
Пока они спорили, все потихоньку организовалось. Откуда-то появился большой белый лист, который Вольдемар старательно разделил на сектора. В каждом секторе написал по букве алфавита. На перевернутом блюдце из старинного сервиза, а потому тонком и легком, была тем же фломастером сделана засечка.
— Мне прямо как-то не по себе! — воскликнула Зоя и обхватила себя руками за плечи.
Лариса за все это время не проронила ни слова. Жидков совершенно явно намеревался участвовать в большом семейном мероприятии, и ей ничего не оставалось делать, как сидеть и следить за ним.
— Послушай, а дети не боятся грозы? — вполголоса спросила она у него.
— Откуда я знаю? Даже если и боятся… О них женщины позаботятся.
— Но ты же опекун.
— Формально, только формально. На самом деле вся ответственность лежит на Анжелике.
«Уж она позаботится о детях! — подумала Лариса. — Эдакая птичка божия. Махнет хвостом — и поминай как звали».
Когда погасили люстру и зажгли свечи, все перестали разговаривать, и тогда стало слышно, как скрипит и потрескивает дом и идет снаружи дождь. Это были бы очень уютные шумы, если бы не Шубин, который нервничал и оттого громко сопел.
Анжелика взяла блюдце и положила на самую середину стола, на лист с алфавитом.
— Так кого позовем? — шепотом спросила она. — Решили?
— Зови царя! — тоже шёпотом скомандовал Жидков. — Николая. Спроси, зачем он от престола отрекся.
— Дурак, — шикнула на него Фаина. — Про себя надо спрашивать, мы же не материал для исторического очерка собираем.
— Руки, давайте руки, — потребовал Вольдемар, оказавшийся докой в спиритических делах. Первым вытянул свои и положил пальцы на блюдце. — Надо едва касаться, чтобы не мешать ему двигаться.
Все по очереди — кто с опаской, кто торопливо — последовали его примеру.
— Столько грабель на одну вшивенькую тарелочку! — прошептал Жидков, но на него немедленно цыкнули.
— Вызываем дух, — тонким ужасным голосом завела Анжелика, — царя Николая Александровича. — Огоньки, трепетавшие на кончиках свечей, неожиданно резко наклонились в одну сторону, словно где-то открылось окно или дверь. — Вы здесь? Отвечайте!
Лариса, которая едва касалась подушечками пальцев драгоценного фарфора и чьих-то еще пальцев, неожиданно почувствовала легкое, едва уловимое движение. Блюдце медленно и плавно доехало по направлению к букве "Н".
Анжелика вытянулась в струнку, как жрица, впавшая в транс. На губах ее появилась напряженная улыбка. Однако после буквы "Н" блюдце отправилось сначала к букве "Е" и напоследок прогулялось к "Т".
— НЕТ? — удивленно переспросила Анжелика все тем же противным пронзительным голосом. — Это не Николай Александрович? А кто же в таком случае разговаривает с нами?
Лариса сдула челку со лба, заметив попутно, что Уманский, чьи руки слегка соприкасались с ее, глядит на снующее туда-сюда блюдце с огромным изумлением. В сущности, она и сама могла поклясться, что все эти сплетающиеся конечности едва касаются его поверхности.
Блюдце немного подумало и ответило:
— ТРСТР.
— ТРСТР, — завороженно повторила Маргарита. — Что бы это значило?
Однако Анжелику вовсе не смутил подобный поворот дела.
— Мы благодарим тебя, ТРСТР, и просим ответить на наши вопросы. Ты поможешь нам?
— ДА.