А Соклей призадумался: а что, если Менедем прав? Он надеялся, что нет, но не был в этом абсолютно уверен, что его беспокоило.
Однако вскоре Соклею стало некогда предаваться размышлениям. На этой тихой агоре дерзкие, пронзительные крики Менедема привлекли куда больше покупателей, чем привлекли бы, скажем, на Родосе. Портной и хозяин борделя поссорились из-за шелка, который Соклей принес с «Афродиты». И только когда их заверили, что шелка хватит им обоим, эти двое перестали сверкать глазами и рычать друг на друга.
Хозяин борделя в конце концов купил и благовония, как братья и рассчитывали.
Когда человек в великолепном хитоне спросил:
— Не позволите ли попробовать ваше прекрасное вино? — Соклей и Менедем переглянулись в замешательстве.
Они не захватили на агору амфору с вином. Да, они толковали о том, чтобы попытаться продать ариосское в Каллиполе, но, честно говоря, не верили, что такое удастся. Эх, надо же так опростоволоситься! От какого-нибудь оборванца Соклей просто отмахнулся бы, но этот житель Каллиполя выглядел так, будто мог позволить себе купить все самое лучшее.
— Если вы будете так добры подождать здесь, господин, я принесу амфору с нашего судна. Я быстро.
— Вы должны были иметь амфору под рукой, — отозвался местный.
Так как он был прав, Соклей только кивнул — и поспешил прочь.
Никто на борту «Афродиты» не горел энтузиазмом водружать амфору на носильный шест и волочь ее на агору, но Аристид с Телефом все же взялись за дело. По дороге на рыночную площадь Телеф угодил ногой в яму на грязной улице и споткнулся. Шест соскользнул с его плеча. Только благодаря отчаянному броску Соклея амфора не разбилась.
— Вовремя ты успел, — похвалил его Аристид, когда Соклей помог Телефу вновь пристроить ношу на плече.
— Я просто представил, как отреагирует Менедем, если мы вернемся на агору с несколькими черепками и скажем покупателю, чтобы он не стеснялся облизать их, — ответил Соклей.
Аристид и Телеф засмеялись, но Соклей вовсе не шутил. Вернувшись на площадь, они воткнули заостренный конец амфоры в грязь. Соклей соскреб с пробки смолу и вытащил ее. Им пришлось, как и в Помпеях, одолжить чашу у местного горшечника, и Соклей сделал мысленную зарубку: в следующий раз обязательно надо иметь свою чашу. В то же время он боялся, что начисто забудет об этом, как только «Афродита» поплывет прочь от Каллиполя.
Местный пригубил вино и, как ни пытался, не смог сохранить каменное выражение лица.
— Должен признаться, вино стоило того, чтобы его подождать, — сказал он. — Сколько вы хотите за амфору?
— Шестьдесят драхм, — ответил Менедем: точно так же он отвечал и в Помпеях.
Однако этот эллин взвыл громче, чем любой из помпейцев. Начался торг, который был уже в самом разгаре, когда кто-то заорал:
— Вы, сукины сыны! Вы, широкозадые ублюдки, пожиратели грязи! — куда громче, чем Менедем расхваливал достоинства своего шелка, вина или благовоний, — другими словами, достаточно громко, чтобы заглушить все остальные голоса на агоре.
— Ого! — тихо проговорил Соклей.
Он был искренне изумлен.
Они с Менедемом не раз размышляли на досуге, что же случилось с вороватым наемником Алексидамом. Теперь они это выяснили. И хотя Соклей всегда стремился к знаниям, в данном случае он предпочел бы остаться в неведении.
— Вышвырнули меня со своего вонючего судна, вот как? — закричал Алексидам еще громче. — Оставили меня на съедение варварам, да?
При нем не было копья, но он вытащил меч и ринулся к своим обидчикам.
У Соклея меча не было. У Менедема тоже.
Два других моряка с акатоса также не захватили с собой оружие — ведь они направлялись не к варварам, а в город, населенный эллинами. Спрашивается: если уж не там, то где же тогда вообще можно чувствовать себя в безопасности?
«Нигде», — пронеслось в голове Соклея.
— Остановите его. — воскликнул кто-то.
Но никто, казалось, не горел желанием заступить дорогу Алексидаму. Да и какой безоружный человек захочет попытаться остановить того, у кого в руке — меч, а в глазах — жажда убийства?
«К тому же все вокруг слышали выкрики Алексидама и наверняка поняли, что у него имеются веские причины для мести…»
Иногда Соклею хотелось, чтобы он не умел становиться на точку зрения другого.
— Всего хорошего, — сказал житель Каллиполя, который только что торговался с Менедемом.
Его отступление было таким стремительным, что ему позавидовал бы спринтер на Олимпийских играх или на любом другом спортивном празднике.
Когда Соклей оглянулся, чтобы попросить помощи у Аристида и Телефа, он не увидел последнего — и выругался себе под нос. Мало того что этот парень спотыкается на ровном месте, так он еще и убегает, когда пахнет бедой. Ну и скатертью ему дорога!
— Сукины дети! — снова взревел Алексидам. — Никчемные катамиты!
Когда взбешенный наемник ринулся к ним через агору, у Аристида сделался такой вид, будто он готов был кинуться вслед за Телефом. Коли уж на то пошло, у Менедема тоже. Двоюродный брат Соклея был знаменитым бегуном и не раз выигрывал забеги на короткие дистанции.
«Я бы тоже не прочь убежать, — подумал Соклей. — Но меня он наверняка догонит. А умереть от удара в спину недостойно настоящего мужчины».
Откровенно говоря, Соклей вообще не хотел умирать.
И, поскольку бегство все равно бы его не спасло, он наклонился, поднял с земли камень и изо всех сил швырнул его в Алексидама. Если бы Соклей промахнулся, ему пришлось бы плохо — однако об этом он подумал уже потом.
Но в тот момент Алексидам был всего в трех или четырех шагах от него, и Соклей едва успел вообще-то что-то сделать. Камень попал наемнику прямо в нос. От хлюпающего звука удара у Соклея все перевернулось в животе. Кровь хлынула из плоского перебитого носа, уже украшенного шрамом. Алексидам оглушительно взревел от боли. Он продолжал идти, но его руки — в одной из которых он по-прежнему сжимал меч — поднялись к лицу.
Менедем прыгнул на него.
Соклей вывернул правую руку наемника и выхватил из нее меч; Аристид присоединился к потасовке.
Втроем они быстро справились с наглецом. Помогая удерживать Алексидама на земле, Соклей слышал вокруг разговоры жителей Каллиполя.
— Не следует ли их схватить? — спросил кто-то.
— Не вижу причин, — ответил другой местный. — Они только защищались. Насколько я видел, на них напали без всякой причины.
Соклей почувствовал немалое облегчением, услышав, что остальные соглашаются с этим человеком.
Третий местный сказал:
— Если воин и правда считал, что с ним нечестно обошлись, ему следовало отвести обидчиков к судье, а не пытаться их зарезать.