Леди Кобрин машинально прикоснулась к золотому обручу, но тут же опомнилась:
– Ты прекрасно поняла, какую корону я имела в виду, Иоланда.
– Конечно, поняла. – Старуха доковыляла до кресла, опустилась в него – привилегию сидеть в присутствии кобрийских лордов Иоланде пожаловал Фридрих – и взяла со стола коробочку с пилюлями. – Старость… не знаю, как долго я еще протяну… – Сделала глоток воды и откинулась на спинку кресла. – Я быстро устаю, и меня тянет в сон. Я совсем как дитя.
– Порой мне кажется, что ты вечная, Иоланда, – улыбнулась Агата.
За здоровьем древней провидицы присматривали лучшие лекари: два докта и три адорнийца, и все они в один голос твердили, что старуха исключительно бодра для своего возраста.
– Что толку в жизни, если я лишена ее радостей? – вздохнула Иоланда. – Смотри на меня, Агата, смотри: я ем, сплю, говорю, думаю и предсказываю будущее, но разве я живу? Разве горит во мне огонь? Разве наслаждаюсь я своим существованием? Не повторяй моих ошибок, девочка, ни в коем случае не повторяй.
– Не жить слишком долго?
– Не оставайся одна, Агата, – серьезно произнесла Иоланда. – Тебе давно пора завести ребенка.
– У меня есть цель.
– Я тоже так думала, а потом поняла, что ни одна на свете цель, даже самая великая, не способна подарить настоящее человеческое счастье. Простое человеческое счастье. К сожалению, я это поняла слишком поздно.
Леди Кобрин собралась ответить, резко ответить, сказать, что еще не нашла мужчину, от которого ей бы захотелось родить, и не нужно травить ей душу, но старуха неожиданно перешла к делу:
– Будущее не всегда открыто, Агата, я предупреждала, что ты встала на трудный путь, и теперь, к глубокому своему сожалению, вижу, что не ошиблась.
– Чем ценнее приз, тем сложнее дорога, – медленно ответила насторожившаяся леди.
«Что ты увидела, Иоланда?»
– Главное, чтобы ты не сворачивала, тогда и будущее будет благосклонным.
– Я сама создам будущее.
– В этом смысл, Агата, – только ты. И будущее станет таким, каким ты его сотворишь. Разве не этому учил тебя отец?
– Этому.
– И никогда не забывай о том, что действительно важно, чтобы не разочароваться, оказавшись в своем будущем.
Никто не смел говорить так с леди Кобрин, никто, кроме Иоланды. Мудрость старухи, смешанная с талантом видеть будущее, заставляли и Агату, и, чуть раньше, Фридриха забывать о гордости и внимать. Самим решать, принимать услышанное или нет, но внимать, не перебивая.
– Ты ждала меня, – хрипло произнесла леди Кобрин. – Значит, ты знаешь, о чем пойдет речь.
– На твоем пути возник молодой и гордый рыцарь.
– Карлос Грид.
– Я не знаю имени. Я вижу лишь его смелость.
– Которая свойственна идиотам?
– Нет, которая свойственна разъяренным умникам, – вздохнула Иоланда. – Молодой рыцарь действительно еще неопытен, он и в самом деле горячится, но его ходы достаточно обдуманны и смелы. Его ведет сердце, но разум помогает юноше не наделать слишком много ошибок.
«Получается, Лашар не ошибся – мальчишка и впрямь таит угрозу».
– Карлос очень опасен?
– Да.
Леди Кобрин не удержалась и в ответ на короткое, как арбалетный щелчок, «да» хрустнула пальцами.
– Примерно неделю назад мне не понравились закатные облака, – мягко продолжила старуха, отворачиваясь к окну. – Ты ведь знаешь, облака могут многое сказать, особенно в полнолуние, которое как раз и случилось в ту ночь. Облака говорили о серьезном препятствии на твоем пути и были окрашены кровью.
– Закатные облака всегда окрашены кровью.
– Поэтому я часто смотрю на них, – улыбнулась Иоланда. – Грандиозные планы всегда связаны с кровью.
– Почему ты не предупредила меня?
– Потому что облака обманчивы. Гадать по ним трудно, а я стара и слаба. Через два дня появился удобный случай посмотреть на бараньей лопатке, но знаки оказались расплывчатыми, а ты не любишь туманных намеков. И я опять промолчала.
«А могла бы сказать, и тогда, возможно, я не стала бы торопиться с Гридией».
– Поэтому я дождалась сегодняшнего утра и заглянула в хрустальный шар.
Старуха вновь замолчала. И продолжила смотреть в окно, словно боясь встретиться с леди Кобрин взглядом, словно не желая приносить плохую весть.
Будущее расплывчато, всегда туманно и не ясно до конца, и знание намеков способно помочь вышить на полотне грядущего правильный узор. А может и помешать. Так что выбирай, леди Кобрин, выбирай сама, хочешь узнать то, о чем молчит старая предсказательница или нет? Готова положиться только на себя, или нужна подсказка?
«Нужна подсказка, – решила Агата. – Слишком много поставлено на карту, и потому я должна знать, что скрывает провидица».
– Что ты увидела?
– Очень мало, – грустно ответила Иоланда. – Шар был окрашен кровью и сталью.
– Будет бой?
– Ты можешь победить, ты можешь проиграть, ничего определенного нет. Но сейчас, Агата, ты должна сосредоточиться на этом юноше, он – главная угроза. Вы столкнулись не случайно, ваша встреча была предопределена, и Карлос Грид не так прост, как может показаться, его возможное будущее столь же грандиозно, как твое.
И в этот момент Агата поняла, почему Иоланда начала разговор с набившей оскомину темы ребенка.
– У нас может быть общее будущее?
– Этот узор получается самым красивым, – прошептала старуха. – Когда я увидела его, то не смогла сдержать слез.
* * *
– Он больше, чем я думал, – задумчиво произнес Карлос. Он остановил коня на пригорке и теперь внимательно изучал появившийся на горизонте Фихтер. – Гораздо больше.
– Да уж, поболе Гридвальда будет, – усмехнулся Акакий.
– Поболе.
– А люди говорят, что Фихтер даже самой столицы больше, вот. Только я не верю, конечно, потому что столица наша, где сам император Пауль живет, пусть ему только хорошее снится, не может быть меньше какого-то там города, пусть даже и вольного. Купцы ведь тоже не дураки, понимают, что злить самого императора великого, чтоб его мысли всегда светлыми оставались, не надо. Купцы сами говорят, что Фихтер меньше, но я думаю, что…
– Заткнись, – прорычал Ураган. – Быстро!
Два дня, наполненные бесконечным трепом Бенефита, заставили воеводу раскаяться в проявленном человеколюбии. Сначала Генрих тихо сопел, периодически отделяясь от спутников якобы на разведку, затем принялся бурчать, а на исходе второго дня уже без всякого стеснения затыкал рот говорливому ученому и вслух признался, что Акакия следовало оставить у фанатиков. Откровенная угроза успокоила Бенефита всего на час, после чего натура взяла свое, и речь его полилась бурной горной рекой.