Они поели в крохотной еврейской закусочной на Силверлейк, находящейся всего в шести милях от здания суда, но в целом мире — от мыльной оперы под названием «Азраил». Дэнни заказал сандвич с жареной говяжьей грудинкой и куриный суп с лапшой для Мэтта, а также кружку горячего сладкого кофе.
— Они хотят казнить ее, верно?
Дэнни отложил сандвич:
— Возможно. Да. Мне очень жаль, Мэтт.
— Это я виноват. — Слезы вновь заструились по щекам Мэтта, капая в суп. — Не начни я писать этот идиотский сценарий, не обратись к тебе, ее никогда бы не нашли.
— Неужели ты это всерьез? — ахнул Дэнни. — Если бы не ты, умирали бы люди. Ни в чем не повинные люди. Эту женщину нужно было остановить.
— Я мог бы это сделать. Ты слышал психиатра. Если бы мы с Лайзой ускользнули, как планировали, если бы добрались до Марокко и исчезли, Фрэнки не смог бы убивать без нее, а она и мухи не обидела бы, если бы не он.
— Может, так. А может, и нет. Вспомни, ты понятия не имел, что Лайза замешана в этих убийствах. Интересно, как бы ты отреагировал, если бы знал?
Мэтт не колебался.
— Я бы простил ее. Я бы понял.
— Она убила твоего отца, Мэтт. Поэтому ты и занялся этим делом. Эндрю Джейкс не заслужил такой смерти. Помнишь? Никто не заслуживает подобной смерти.
— Нет, — упрямо бросил Мэтт. — Это Манчини убил моего отца. Лайза запуталась. Она считала, что защищает сестру. И никогда не хотела, чтобы это произошло.
Очевидно, в уговорах не было смысла. Он не собирался убеждать Мэтта, да и сама эта тема болезненно волновала беднягу, а ведь именно этого Дэнни надеялся избежать, когда повез его на ленч. Поэтому он заговорил о другом:
— Как Клер?
— Хорошо. Только, полагаю, устала меня терпеть. Нелегко жить с братом-калекой, если у тебя двое детей и муж, о которых нужно заботиться.
— Она готова сделать для тебя все, — заметил Дэнни. — Даже я это вижу. Ты счастливчик.
«Да, счастливчик. Это как раз обо мне», — подумал Мэтт.
— Она считает, что мне необходим психотерапевт.
— А как считаешь ты?
— Какая разница? — пожал плечами Мэтт. — Если Лайза… если они…
Он задохнулся, не в силах продолжать, но Дэнни домыслил остальное. Если они казнят Софию, ему незачем будет жить.
Присяжные могли этого не знать, но они выносили приговор не двоим, а троим.
— Может, тебе следует вернуться к работе, Мэтт? Сделать этот чертов документальный фильм! Ведь у тебя достаточно материала, никто не изучил это дело лучше тебя. Сейчас люди умирают от желания узнать подробности. Ты можешь сделать целое состояние.
— Мне не нужно состояние, — искренне ответил Мэтт. — Не нужно, если я не могу купить Лайзе свободу.
— Ты ведь хочешь рассказать правду, верно?
— О чем ты?
— Ты хочешь, чтобы люди знали, что произошло на самом деле? Лучшим способом будет снять кино. Донести истину до сознания миллионов людей. Таким образом ты сумеешь ей помочь.
Впервые на лице Мэтта появилось нечто вроде надежды. Его долг — рассказать правду о Лайзе. Обо всех. Хотел Дэнни того или нет, но сейчас он бросил ему спасательный круг.
В этот момент зазвонил мобильный Дэнни. Это был Лу Ангеласто, старый приятель еще по службе в ЛАПД.
— Что у тебя, Лу? Я только что вышел на ленч со своим другом. Можно я перезвоню в десять?
Мэтт наблюдал, как удивление на лице Магуайра поочередно сменялось недоверием и паникой.
— Мы ни за что не успеем. Силверлейк… Может, пришлешь машину? Да, буду крайне благодарен. — Скороговоркой сообщив адрес закусочной, Дэнни отсоединился.
— Все в порядке? — спросил Мэтт.
— Вроде бы… нет… не совсем. — Дэнни вытащил две двадцатки, уронил их на стол и поспешно встал. — Присяжные уже вернулись. С приговором.
В комнате 306 царил настоящий хаос. Люди сражались за лучшие места. Телеоператоры дрались за доступ к предназначенной для журналистов галерее, используя тяжелые камеры в качестве оружия. Многие уже покинули знание суда, поскольку никто не ожидал такого скорого приговора. Но когда пришло известие, что жюри вот-вот вернется и судья Муньес через несколько минут объявит начало заседания, все помчались назад, на Беверли-Хиллз, нажимая на клаксоны, как нетерпеливые гонщики. Уже через четверть часа Бертон-уэй был забит, как шоссе 405 в час пик. Даже на тротуарах толпился народ, собравшийся вокруг двух гигантских выносных экранов, на которые должна была транслироваться процедура вынесения приговора.
Для дела международного масштаба было удивительно, как быстро жители города «присвоили» себе ответчиков, считая Софию Баста и Фрэнки Манчини чуть ли не своими. Всем вдруг стал небезразличен и Эндрю Джейкс, богатый престарелый арт-дилер, первая жертва убийц. Ведь все началось в Лос-Анджелесе. Со времен процесса над Оренталом Симпсоном, бывшим профессиональным игроком в американский футбол, обвиненным в убийстве жены и ее любовника, внимание всего мира никогда не было так безраздельно приковано к системе правосудия этого города. Для жителей было крайне важно, чтобы виновные понесли заслуженное наказание. Хотя толпа не требовала крови открыто, ее настроение было мрачно-выжидающим. Все знали, что Судья Ужас испытывал наслаждение, вынося смертные приговоры. Но сегодня город был на его стороне.
Мэтт Дейли вцепился в поручень в кабине патрульной машины. Над головой завывала сирена. Мигалка бросала сине-белые отблески, пока автомобиль мчался к зданию суда. Мэтт пытался вдохнуть побольше воздуха.
— Ждать осталось недолго, — ободрил его Дэнни, видя, как водители остальных машин неохотно уступают им дорогу. — Думаю, мы успеем.
Муньес величественно вплыл в зал суда. Все присутствующие встали. Подойдя к судейскому креслу, он для пущего эффекта помедлил, как король, обозревающий свои владения. Адвокаты находились на местах.
Уильям Бойс, который едва не уморил их своими пространными скучными речами, но чей перекрестный допрос изменил течение процесса, тоже был здесь.
Алвин Дюбре, защитник Манчини, этот валявший дурака старый шут, сказал меньше других, но возможно, добился для своего клиента большего снисхождения, заставив его молчать и позволив Софии Баста самой сплести себе веревку.
Эллен Уоттс, красавица и умница, но оказалась, однако, слишком неопытной, чтобы обуздать свою клиентку. Уоттс пришлось труднее всего, когда она пыталась выставить злобную убийцу жертвой, умную интриганку — несчастной шизофреничкой, а распущенную садомазохистку — маленькой растерянной девочкой. И она бы добилась своего, если бы София Баста ее не переиграла.
Слева стояли обвиняемые. Манчини выглядел, как всегда, воплощением зла и законченным психопатом. София Баста казалась непроницаемой. Она смотрела перед собой, вытянув руки по швам. Лицо ее было абсолютно пустым. На нем не было ни нервозности, ни надежды, ни гнева, ни нетерпения, ни отчаяния — ничего. Она казалась чистой грифельной доской, готовая смириться со следующей главой своей ужасной жизни, которую писали за нее. И на этот раз, с небольшой помощью присяжных, автором будет судья Федерико Муньес.