Артем думал о старости… С кем он останется? И каким он будет – брюзжащим стариком или вечным мальчишкой с седой щетиной?
Елена Ивановна храпела по ночам, а Наталья Владимировна мучилась бессонницей и вела девичий дневник. Она вставала в шесть утра и готовила завтрак. В семь поднималась Елена Ивановна, и на кухне начинался скандал. Дамы пытались говорить шепотом, но срывались на крик. Елена Ивановна выбрасывала в мусорное ведро гренки и пышки, над которыми Наталья Владимировна колдовала в течение часа, и за две минуты делала новые – жирные, сладкие, сытные. Как она говорила, «съедобные».
– Нет, не позволю, – услышал однажды Артем крик Натальи Владимировны.
– Хорошо, пусть сам скажет, – ответила Елена Ивановна.
На завтрак дамы поставили перед Артемом две тарелки. Наталья Владимировна села напротив и сложила руки на груди. Чуть не плакала. Елена Ивановна ушла громыхать посудой на кухне, но все время оборачивалась и следила.
Артем съел все.
– Спасибо, очень вкусно, – сказал он.
– Это он из вежливости, – заявила Елена Ивановна.
– Нет, ему понравилось, правда, Артем, вам же понравилось? – залепетала воодушевленная Наталья Владимировна.
– Мне все понравилось. И ваше, и ваше. Из ваших прекрасных рук я готов съесть даже яд, – заявил Артем.
Наталья Владимировна засмеялась, прикрывая рот ладошкой. Елена Ивановна хмыкнула.
Артему впервые было жалко, что он приехал только на три дня.
– Вы приезжайте, если захотите, бесплатно на следующий год, – предложил он дамам перед отъездом. Наталья Владимировна утирала глаза носовым платком. Елена Ивановна паковала ему бутерброды в дорогу.
– На фига тебе старухи сдались? – буркнула Елена Ивановна.
– Артем, дорогой, в нашем возрасте уже так надолго не загадывают, – всхлипнула Наталья Владимировна.
– Ой, перестаньте, я вас еще замуж выдам, – сказал Артем.
– Дай я тебя поцелую. – Елена Ивановна грубо чмокнула его в щеку.
Наталья Владимировна кинулась на шею и повисла плетью, содрогаясь и всхипывая.
– Успокойся, истеричка, не на войну провожаем, – одернула ее Елена Ивановна.
– Даст бог, свидимся, – всхлипнула Наталья Владимировна.
– Ага, твой бог, он даст, как же, догонит и добавит, – сказала Елена Ивановна.
– Не богохульствуй, нельзя так, – закричала Наталья Владимировна.
– А ты мне рот не затыкай…
Артем тихо спустился по ступенькам.
Анжела позвонила на следующий день и заголосила в трубку.
– Ты прикинь, я их пожалела, на три дня пустила, старухи все-таки, у меня сердце дрогнуло, а они вон как… Ты только скажи, я их сразу выгоню. Сегодня же!
– Если ты их выгонишь, я тебя выгоню, что должен был сделать уже давно, – тихо и спокойно проговорил Артем.
– А я что, для себя, что ли, стараюсь? Мне много надо? Для тебя ж все, для дома. Вон, на их деньги полотенца новые купила и покрывала в гостевые комнаты. Тебе наплевать, а мне ж больше всех надо.
– Анжела, все, хватит, – оборвал ее Артем. – Если ты еще раз сдашь кому-нибудь дом без моего согласия, уволю.
– Напугал больно, я и сама уйду!
– Я скоро приеду. Не один. С девушкой. Она больна. Чтобы дом сверкал, – сказал Артем и положил трубку.
Он развил бурную деятельность – разговаривал с врачом, физиотерапевтом, составлял списки лекарств, зарисовывал в блокнот комплекс упражнений, бронировал билеты, без конца созванивался с Лесиной мамой, которая на него буквально молилась.
Лесю вывезли из больницы в инвалидном кресле. Он поднял ее на руки, чтобы пересадить в машину, и случайно ударил головой. У него тряслись от волнения руки – как будто он нес не девушку, а маленького ребенка. Худенькая, почти невесомая, Леся казалась ему тяжелой.
– Прости, – сказал он.
– Ничего, – улыбнулась она.
Все это время он сам себя не узнавал. Что-то врал на работе, мотался по городу из одной аптеки в другую, из больницы домой и сразу мчался обратно, думал только о Лесе, больше ни о ком и ни о чем.
– Тебе удобно? Как ты себя чувствуешь? – без конца спрашивал он ее в аэропорту и самолете.
– Мне очень хорошо, – отвечала она. – Даже не верится, что сейчас на море окажусь. С тобой.
– Мне самому не верится.
Уже там, на месте, в машине по дороге к дому он настраивался. Впервые так дергался – будет ли Лесе хорошо в его доме, понравится ли ей, убрала ли Анжела дом? Что будет дальше?
Он поднял по ступенькам сначала Лесю – нес ее на руках, обливаясь потом от волнения. Посадил на стул на террасе и пошел за чемоданами и инвалидным креслом. Когда поднялся снова, умирая от желания попить воды, Леси на террасе не было. Артем даже испугался. Куда она могла деться, если даже шагу ступить самостоятельно не может? На секунду он решил, что сошел с ума, что все это ему приснилось.
Он с опаской зашел в дом. На диване лежала Леся, а Анжела заботливо подкладывала ей под спину подушки.
– Ой, мне в туалет надо, – пискнула Леся, – простите.
– Сейчас детка, сейчас, – засуетилась Анжела и ловко, умело, практически одной рукой подхватила Лесю под мышки и понесла в ванную. Как пушинку. Леся приникла к ее большой груди и улыбалась.
– Ни фига себе, – прошептал Артем.
Такого он точно не ожидал – что Анжела примет Лесю как родную и будет носиться с ней, как с маленьким ребенком: готовить, кормить с ложечки, растирать, мазать, делать упражнения, мыть.
Как-то Артем хотел перенести Лесю из дома на террасу и стоял, примеряясь, как лучше взять.
– Отойди, я сама. – Анжела отодвинула его локтем и вмиг подхватила Лесю.
Они и в быту удивительным образом ладили друг с другом. Лесю, казалось, совершенно не раздражала бесконечная болтовня Анжелы. Она кивала, смеялась и задавала вопросы, требуя уточнений и подробностей. Анжела была в восторге от того, что ее слушают, и рассказывала одну историю за другой. Но что удивительно – домработница ни разу не свернула разговор на свои излюбленные темы. Она ни словом не обмолвилась о женщинах, которые перебывали в этом доме, о том, что Артем – законченный эгоист, сдвинутый на тарелочках и вазочках.
Даже в доме она поставила все по местам, так, как задумал Артем. И с ним домработница была вежлива и держала дистанцию, чего он уж совсем не ожидал.
Анжела всю себя посвятила Лесе. Она варила ей кашку, мыла с хлоркой пол в ее комнате и делала ей массаж и положенные упражнения. Артем чувствовал себя в доме лишним.
– Тебя Анжела не очень донимает? – спросил он как-то Лесю.
– Нет, наоборот, – улыбнулась она. – Прямо курица-наседка. Мне даже неловко.