— Лучше пристегнитесь и закройте бардачок. Глупо не использовать старые знакомства. Будь я врачом, разъезжал бы на карете «скорой помощи». Вас устраивает такой ответ?
— Никогда еще не сидел в полицейской машине.
Пильгес покосился на него и улыбнулся.
— Ладно, я вас понял. — Он достал из «бардачка» вращающийся фонарь, поставил его на приборную доску и включил сирену.
— Так вам больше нравится?
— Гораздо больше, — ответил Эндрю и вцепился в кресло — так лихо Пильгес стартовал с места.
Через десять минут детектив остановился на перекрестке Чарльз-стрит и Уэст-Энд-хайвей.
Эндрю повел его на ту аллею, где обычно совершал утренние пробежки, и остановился напротив 4-го пирса.
— Здесь все и произошло. От одного вида этого места мне становится больно.
— Психосоматика! Дышите глубже, это полезнее всего. Когда вы думаете об этом вещем сне, вам вспоминается орудие убийства? — поинтересовался Пильгес, глядя вдаль.
— Это не вещий сон!
— Согласен, это было на самом деле и произойдет снова, если мы будем тратить время на споры.
— На меня напали сзади. Когда до меня дошло, что случилось, я уже истекал кровью.
— Откуда текла кровь?
— Из носа. И я харкал кровью.
— Попытайтесь вспомнить, вас не ударили в живот?
— Нет, а что?
— А то, что выпущенная в упор пуля на выходе рвет гораздо больше тканей, чем на входе. Если бы в вас стреляли, то у вас вывалились бы на асфальт кишки. Такое, знаете ли, нельзя не заметить.
— Что, если это был выстрел с большого расстояния, при помощи оптического прицела?
— Вот и я о том же. На противоположной стороне шоссе нет никаких крыш, совершенно негде как следует устроиться, чтобы подстрелить по пологой траектории из такой дали конкретного бегуна, одного из множества. И потом, вы же говорите, что умерли десятого июля?
— Девятого. А что?
— Да вы оглядитесь! Листва уже сейчас почти полностью закрывает аллею, а уж в июле… Нет, выстрел был произведен горизонтально, кем-то, кто вас преследовал.
— Я не почувствовал никакой боли в животе.
— Значит, вас убили холодным оружием. Остается только выяснить каким. Дышите, вы опять побледнели.
— Не очень приятный разговор…
— Где искать вашего Саймона?
— В такой час он на работе. У него мастерская старинных автомобилей на Перри-стрит.
— Как удачно! Это в двух шагах отсюда, к тому же я — любитель видавших виды тарантасов.
* * *
Войдя в гараж, Пильгес застыл с широко разинутым от изумления ртом. «Крайслер-ньюпорт», «де-сото», бежевый «плимут»-кабриолет, «фандерберд» 1959 года, «форд-крестлайн» 1954-го и много чего еще было расставлено в безупречном порядке и сияло чистотой. Детектив побрел как завороженный к «паккарду-мейфэр».
— Невероятно, — шептал он на ходу, — такой же был у моего отца… С тех пор я второго такого не видел.
— Ограниченный выпуск, — объяснил подошедший Саймон. — Этот экземпляр задержится у меня ненадолго, такая редкая модель обретет нового владельца не позднее пятницы.
— Хватит болтать, мы здесь не для того, чтобы купить машину! — прикрикнул на него Эндрю. — Этот человек со мной.
— Ты здесь? Мог бы предупредить, что заявишься.
— Может, высылать заранее визитную карточку? Если хочешь, я могу уйти.
— Брось, просто я…
— Он терпеть не может, если я застаю его в тот момент, когда он охмуряет очередного клиента, — сообщил Эндрю Пильгесу. — Согласитесь, у него здорово получается. «Этот экземпляр задержится у меня ненадолго, такая редкая модель обретет нового владельца не позднее пятницы»… Чего только не наслушаешься! На самом деле эта колымага ржавеет здесь уже пару лет, еще прошлым летом он махнул на нее рукой, к тому же она не на ходу, это я вам говорю!
— Успокойся, все и так ясно. Говори, зачем пришел, у меня дела.
— Какая симпатичная у вас дружба! — подал голос Пильгес.
— Пригласишь нас к себе в кабинет? — спросил Саймона Эндрю.
— У тебя странный вид. Что-то случилось?
Эндрю промолчал.
— Что случилось, спрашиваю? — не отставал Саймон.
— Лучше обсудим это у вас в кабинете, — предложил Пильгес.
Саймон указал Эндрю на лестницу, ведущую на антресоли.
— Не сочтите за неделикатность, — обратился он к Пильгесу, пропуская его вперед, — вы кто?
— Друг Эндрю. Но вы не ревнуйте, нам с вами не придется соперничать.
Саймон усадил посетителей в два глубоких кресла перед собой. Эндрю стал рассказывать ему свою историю. Саймон слушал не перебивая. Когда по прошествии часа Эндрю сообщил, что рассказ его окончен, Саймон сначала долго его разглядывал, потом снял телефонную трубку.
— Я звоню знакомому врачу, с которым каждую зиму катаюсь на лыжах. Он превосходный терапевт. У тебя, наверное, диабет. Я слышал, что при резком подъеме уровня сахара в крови часто происходят нарушения психики. Не волнуйся, что бы это ни оказалось, причину найдут…
— Не утруждайте себя, — сказал Саймону Пильгес, опуская руку на телефон, — я уже предлагал ему обратиться к моему знакомому врачу-неврологу, но ваш друг уверен в том, что рассказывает.
— Вы его в этом поддерживаете? — спросил Саймон, поворачиваясь к Пильгесу. — Вы умеете найти подход к людям, браво!
— Господин владелец гаража, я не знаю, в порядке у вашего друга голова или нет, зато без труда распознаю искренность. За тридцать пять лет службы в полиции мне приходилось сталкиваться с совершенно ненормальными делами. Тем не менее я не подавал в отставку.
— Так вы сыщик?
— Бывший.
— А я, между прочим, не просто владелец гаража, я торгую произведениями искусства. Ну да ладно. Что это были за дела?
— Взять хотя бы одно из моих последних расследований. Женщину в коме похищают с больничной койки.
— Оригинально, — процедил Саймон.
— Я заподозрил одного архитектора, милейшего человека. Я быстро пришел к убеждению, что он виновен, но что-то не клеилось, я никак не мог понять его мотив. Разоблачить преступника, не выяснив причин его поступков, — только половина работы. Тому человеку, совершенно нормальному, незачем было такое вытворять.
— И что вы сделали?
— Я стал за ним следить и через несколько дней нашел эту молодую женщину. Он прятал ее в заброшенном доме в долине Кармел.
— Вы его задержали?
— Нет. Он похитил женщину, спасая ее от врача и от родственников. Вся эта публика решила отключить ее от аппаратуры. Он утверждал, что она попросила его о помощи, появившись у него в квартире. Абсурд, скажете вы? Но он был так искренен и к тому же совершил, по сути, хороший поступок: вскоре после того, как я доставил женщину обратно в больницу, она пришла в себя. Поэтому я закрыл дело, заключив, что этот человек по-своему оказал помощь несчастной, попавшей в беду.