— Чево? Чево ты сказал?!
Стерпеть уркагану такое оскорбление значит таковым себя признать. И кореш Шмата, которому кровь ударила в голову, побежал за Георгием, намереваясь забить пьяного до смерти. Забежав за липки, Георгий остановился и опустил руку в карман, где лежал кастет. И как только кореш Шмата, догнав его, замахнулся для удара, «пьяный» вдруг выдернул из кармана руку и резким и точным движением ударил шматовского кореша в правый висок. Шип кастета проломил височную кость и вошел в голову, как пуля. Ударив, Георгий так же резко отдернул руку и свободной рукой схватил уже агонизирующего кореша Шмата за горло и сдавил его. Через минуту глаза того закатились, он обмяк и затих. Не давая ему упасть, Георгий оттащил тело под редкие кустики и мягко положил на траву. Затем, осмотрев кастет и убедившись, что на нем нет крови, сунул правую руку в карман, вышел из липок, прошел к флигелю и присел на скамеечку, где несколько минут назад еще сидел кореш Шмата…
Шмат появился минут через сорок. Он вышел с довольным видом, мало что не облизывался, как делают это коты, наевшись сметаны. Увидев на лавочке вместо своего кореша Георгия, хлопнул зенками и машинально спросил:
— А где Чибис?
— Вы имеете в виду черно-белую птицу с такими тупыми крыльями? — невинно посмотрел на него Георгий.
— Кореша своего я имею в виду, — ответил Шмат, опасливо посматривая на Георгия, напустившего на себя простецкий вид. — Куда он подевался?
— А-а, вы имеете в виду мужчину, что до меня сидел на этой лавочке? — расплылся тот в улыбке.
— Ну, — кивнул Шмат.
— Так у него, кажется, прихватило живот, и он побежал во-он туда, в липки… — указал левой рукой в сторону деревьев Георгий.
— Нашел время, — буркнул Шмат, держась от Полянского на значительном расстоянии и краем глаза продолжая наблюдать за ним. Но Жора сидел на лавочке расслабленно, щурился от солнца, когда оно выходило из-за облачков, и, вообще, имел благожелательный вид небедного обывателя, ничем особо не занятого и вполне довольного своей жизнью.
Так прошло минуты три… Наконец Шмат не выдержал:
— Он что там, обосрался совсем?
— Вы разве не знаете, как это бывает? — серьезно посмотрел на него Георгий. — Живот крутит, вы присаживаетесь, делаете свое дело, вам легчает, но как только вы встаете и собираетесь застегнуть штаны, живот снова начинает крутить, и все происходит по новой. Диарея, господин хороший, заболевание не шуточное…
— Чево?
— Я говорю, диарея, сударь, ну, это когда у человека очень частый и даже непроизвольный водянистый стул, — отнюдь не шуточное заболевание, — повторил Георгий с добродушным видом.
— Черт бы его побрал, — пробурчал Шмат и двинулся по направлению к липам. Несколько раз он оглядывался, однако человек, говоривший ему про опасное заболевание «диарею», сидел на лавочке и продолжал сладенько щуриться на солнце.
Шмат дошел до деревьев, огляделся, но Чибиса нигде не было. Он прошел еще несколько шагов и увидел ноги, выглядывающие из-за кустов.
— Что за…
Шмат не договорил, потому что услышал шорох. Обернувшись, он увидел прямо перед собой того самого господина, с которым только что разговаривал.
Шмат открыл было рот, но вот сказать ничего не успел. Страшной силы удар обрушился прямо ему в висок, где-то внутри головы хрустнуло, затем голову обдало жаром, будто ее засунули в печь, но вот только не хватало силы, чтобы проорать в голос. Еще через мгновение боль прошла, и стало тихо и темно. А потом он провалился в бездну…
Через час Георгий уже поднимался по скрипучим ступеням «Каторги» на второй этаж. Громила беспрепятственно пропустил его, и Жора вошел в «кабинет» Марка. Тот при его появлении что-то писал в амбарную книгу, потом промокнул написанное и спрятал книгу в ящик стола. Он и правда походил на конторского служащего, занятого нудной и не интересной для него работой, не хватало лишь сатиновых нарукавников.
— Знаю, — вскинул на Георгия взгляд Марк. — Все уже знаю… — Он хмыкнул и добавил: — А ты молодчик. Затемнил [56] своим кастетом двоих, будто мух прихлопнул. Высоко складываешь… [57] Благодарность тебе от всего нашего общества, Сухорукий.
Георгий молча присел на стул, приготовившись слушать, поскольку Марк явно намеревался поручить ему еще что-то новенькое. И не ошибся. Пошарив в ящике стола, Марк извлек пожелтевший конверт и достал из него небольшую фотографическую карточку.
— Вот, — положил он снимок перед Георгием. — Этот господин — твое новое дело. Найти и списать «на глухую»…
Полянский взял карточку в руки. На ней был изображен господин в котелке с холеными усиками и длинным острым носом. Его глаза смотрели с фотографии прямо в глаза Георгия насмешливо и остро.
— Его погоняло «Ювелир», — продолжил Марк. — Бушлат не носил [58] , по музыке не петрит. Какой масти не ясно: то ли он кассист, то ли наховирку шопенфиллер [59] . Работает всегда чисто. А вот долю «обществу» не шлет. Несправедливо…. Засылали к нему человечка — поботать с ним насчет доли из его слама, так он нашего человечка взял и определил под красный галстух [60] . Дюже стремный, но, по всему, — кочует [61] . Более о нем ничего не известно…
— Мне бы хоть наколочку одну, где его искать, — посмотрел на Марка Георгий.
— Одна крохотная наколочка имеется, как же без того, — в задумчивости промолвил после недолгого молчания Марк. — Ювелир этот все время один и тот же кабак посещает. Как забурится в него, так полдня и сидит…
— И что это за кабак? — спросил Георгий.
— Ново-Троицкий трактир на Ильинке, — сказал Марк. — Там купчишки богатые да биржевики из крупняков днюют и ночуют. Дела вершат, водку жрут. А он слушает, о чем они толкуют, да на ус мотает. Случается, знакомства заводит, в доверие входит. А потом кассу берет или магазин с рыжевьем [62] да сверкальцами [63] , и был таков…
— Я усек, Марк, — сказал Георгий. — Слам какой кладешь за дело?