— Ну да! — Катерина вытащила из-под просторного шёлкового жакета массивный кованый кулон на толстой цепи и положила на столик перед милиционером. Однако, когда она сделала вторую попытку, контур снова зазвенел.
— Что ещё металлическое на себе имеете? — ещё больше оживился страж порядка.
— Не иначе, Катька, это звенит твоё золотое сердце! — съехидничала Жанна.
Кате было не до шуток. Она судорожно ощупывала свою одежду под пристальным взглядом подозрительного милиционера.
— Ну что, скоро ты? — раздражённо проговорила Жанна. — Да отдай ты ему своё оружие!
— Оружие? — вскинулся парень и схватился за кобуру.
— Девушка шутит, — натянуто улыбнулась Ирина и незаметно показала Жанне кулак.
— При исполнении обязанностей у меня нет чувства юмора! — строго сообщил милиционер. — Ну что, нашли источник сигнала?
Катя чуть не плакала.
— Что мне, догола раздеваться? — проговорила она дрожащим голосом.
В это время к посту подошла женщина средних лет в милицейской форме с погонами капитана.
— Что у тебя тут, Каштанкин? — неодобрительно поинтересовалась она, окинув строгим взглядом собравшихся.
— Да вот, женщина вызывает сигнал металлоискателя, — сообщил парень, вытянувшись в струнку.
— Ну женщина, ну вызывает, — протянула капитанша, окинув Катю равнодушным взглядом, — что такого? Конечно, вызывает, когда у неё обувь гвоздиками подбита!
— Так что же мне — ещё и разуваться? — ужаснулась Катерина.
— Да зачем разуваться, — махнула рукой милиционерша, — ногу в контур поставьте!
Катя поставила ногу на порожек металлоискателя, и прибор снова оглушительно зазвенел.
— Проходите! — разрешила капитанша.
Ну вот почему, — заговорила Жанна, когда они удалились от милицейского поста, — почему именно с Катериной обязательно происходят какие-то мелкие неприятности?
— Я не виновата, — вскинулась Катя, — если у них такое устройство чувствительное!
— Сама ты слишком чувствительная! — отрезала Жанна.
Подруги прошли по широкому зеленому коридору, миновали квадратный холл, заставленный красивой старинной мебелью, поднялись по мраморной лестнице и оказались перед высокой дверью, обитой вишнёвой кожей. На двери красовалась медная табличка с надписью:
«Вольфганг Степанович Себастьянов, заместитель директора».
Жанна решительно толкнула дверь. Подруги оказались в небольшой приёмной, перед столом, за которым величественно восседала по жилая женщина с остатками былой красоты.
— Нам назначено, — поспешно сообщила Жанна. Ирина заметила, что их деловая и решительная подруга в этом кабинете стала необычно скромной и даже как-то уменьшилась ростом.
— Фамилия? — строго осведомилась секретарша.
— Ташьян! — отозвалась Жанна. Секретарша заглянула в раскрытый ежедневник и кивнула:
— Вольфганг Степанович ждёт. Только имейте в виду — у вас не больше двадцати минут!
Подруги открыли ещё одну дверь и оказались в кабинете. Кабинет этот был не слишком велик, но вот потолок в нем был просто необыкновенной высоты. Казалось, здесь вполне можно было поставить церковную колокольню и ещё осталось бы место для стаи галок. Все стены кабинета были увешаны гобеленами, портретами и гравюрами, но Катя уставилась не на них. Она стояла, разинув рот, и не сводила глаз с окон. За этими окнами синела Нева в растрёпанных барашках волн, виднелся ослепительно сверкающий шпиль Петропавловской крепости.
— Да, — раздался откуда-то сбоку приятный глубокий голос, — вид из моих окон что надо! Я из-за этого вида и работать сюда пришёл!
Только теперь подруги заметили хозяина кабинета. Надо сказать, это было очень странно — Вольфганг Степанович был мужчина, можно сказать, видный, удивительно большого роста и просто чудовищной толщины. Яркие выразительные глаза делали его моложе, хотя приглядевшись, можно было уверенно сказать, что ему давно уже за шестьдесят.
— Присаживайтесь, — он сделал приглашающий жест неожиданно маленькой ручкой, и в это время на его столе зазвонил телефон.
— Секундочку, — он глазами извинился перед посетительницами, снял трубку и быстро заговорил по-французски.
Подруги устроились в удобных старинных креслах и принялись рассматривать кабинет.
— Коллеги из Лувра, — сообщил Вольфганг Степанович, положив наконец трубку, и взглянул на Жанну:
— Напомните, пожалуйста…
Однако закончить фразу он не успел, питому что зазвонил ещё один телефон. Мужчина тяжело вздохнул, снял трубку, секунду послушал и громко заговорил по-испански.
Подруги переглянулись. Отпущенное им — строгой секретаршей время неумолимо таяло.
— Коллеги из Прадо, — проговорил хозяин кабинета, — так что у вас…
— Новинск! — торопливо напомнила Жанна, пока не позвонили коллеги из Британского музея, Сан-Суси или Старой Мюнхенской пинакотеки.
— Ах Новинск! — Вольфганг Степанович засиял. — Это была очень странная история! Случилось это лет семь назад. Я тогда ещё не работал здесь, и у меня было гораздо больше свободного времени. И вот как-то мне позвонила одна моя соученица по Академии Художеств, Варвара Никитична Семибратова. Она многие годы проработала в музее Новинска. Город это областной, но все равно очень маленький и, да простят мне его жители, захолустный. Музей так себе, ничего интересного нет, художественной жизни никакой, но Варвара Никитична была оттуда родом и считала своим долгом отдавать все силы родному городу.
Себастьянов вольготно откинулся в кресле, как бы припоминая. Жанна с ужасом ждала, что зазвонит очередной телефон, и он так и не успеет дойти до сути рассказа.
Однако ничего не случилось, и Вольфганг Степанович продолжил:
— Так вот, Варвара Никитична позвонила мне и сообщила, что примерно за год до того к ним в музей поступила коллекция живописи одного скоропостижно скончавшегося Новинского старожила. Ничего особенного, средняя живопись провинциальных русских художников девятнадцатого века. Ну, она эту коллекцию приняла на хранение, и только сейчас дошли руки до тщательного осмотра. И вот при этом осмотре она обратила внимание на одну картину… откровенная халтура, пара коров, покосившийся забор и свинья в луже, ни колорита, ни настроения. Но, во-первых, слишком свежие краски, и во-вторых — наоборот, слишком старый холст. Такой старый, что у Варвары Никитичны всплыли в памяти голландские холсты эпохи Возрождения. Она попробовала осторожно снять красочный слой в одном уголке, и действительно нашла под ним старую живопись.
— То есть под этими коровами была скрыта совсем другая картина? — изумлённо проговорила Ирина.