* * *
Последнее заседание большевистского подпольного комитета проходило на окраинной Михайловской улице в доме Тониной тетки, расположенном очень удачно: с одной стороны к дому примыкал пустырь, образовавшийся на месте сгоревшего в прошлом году соседского дома, а с другой – улица и вовсе заканчивалась, теткин дом был последний. И хоть были сумерки, но на открытом месте можно было наблюдать за всеми подходами к дому.
Заседание было очень ответственное, поэтому, учитывая тревожную ситуацию и историю с предателем Борщевским, решили выставить часового – того самого Мишку Полещука, который прибыл из разгромленной симферопольской организации.
Заседание было расширенное, за столом сидело человек пятнадцать – присутствовали представители от воинских частей, а также моряки с дредноута «Воля» и других судов, кроме крейсера «Кагула», который, пришвартованный к Графской пристани, выполнял роль застенка контрразведки.
Заседание открыл товарищ Макар, который пришел, как всегда, последним.
– Итак, товарищи, настал решительный момент. Обстановка для вооруженного выступления сложилась сейчас самая подходящая. Солдаты гарнизона – в основном бывшие пленные красные, с ними велась достаточно долгая и продуктивная агитационная работа.
– Мы ручаемся, что большая часть поддержит вооруженное выступление, а остальные присоединятся к успеху! – выскочил представитель гарнизона.
Товарищ Макар остановился, поглядел на него очень спокойно, помолчал немного, давая понять человеку, что он совершил ошибку, когда прервал председателя, но поскольку тот сел на место, не осознав свой промах, товарищ Макар продолжал:
– В первую очередь, товарищи, следует захватить штаб Врангеля и особый батальон при штабе крепости, потому что там, как утверждает товарищ Салов, – он бросил взгляд на Салова, сидевшего в уголке и выглядевшего сегодня необычайно тихим, даже пришибленным, – как заверил нас товарищ Салов, там есть какая-то часть состава, распропагандированная коммунистами, но много еще и прихвостней белых. Так что батальон следует обезвредить в первую очередь.
Далее, рабочие порта и надежные войска, состоящие в ведении комитета, – тут снова высунулся было тот самый шустрый представитель гарнизона, но товарищ Макар продолжал говорить не останавливаясь, так что тот сел на место, приоткрыв рот, но так и не сказал ни слова, – должны занять почту-телеграф, все госучреждения, железнодорожный вокзал, морской завод в порту. Теперь с вами, товарищи, – он повернулся к морякам, – можете ли вы ручаться, что обезоружите офицеров и займете дредноут «Воля» и еще три судна, стоящие на рейде?
– Ручаемся, – вразнобой ответили матросы.
– Необходимо также выделить людей для охраны города. Этим займутся рабочие из доков.
– Только оружия у нас почти нет, – встал представитель морского завода.
– Вот об этом доложит нам товарищ Кипяченко.
Матрос встал во весь свой огромный рост и зычно начал:
– С оружием, товарищи, полный порядок. Спасибо товарищу Салову, – все оглянулись на бывшего унтера, но он упорно смотрел в пол, – спасибо Ивану за то, что нашел нужного человека. Оружие, товарищи, будет! Завтра получаю на артиллерийском складе пять пулеметов, сто пятьдесят винтовок, а также патронов достаточное количество. И еще гранаты и динамит… Организуем с Семеном подводы, получат солдаты из гарнизона, чтобы не заподозрили на складе. Потом везем оружие в порт.
– Это очень хорошо, товарищ Кипяченко, что тебе удалось достать динамит.
– Я свое дело знаю, – согласился матрос. – Если я руководитель подрывной секции, то, знамо дело, мне без динамита никак не обойтись. Чем, интересно, я бы стал железнодорожный Камышловский мост подрывать, если бы динамита не достал?
– Остается еще один вопрос, тоже из главных. Следует захватить начальника обороны Крыма генерала Субботина, а также адмирала Ненюкова. На это есть у нас свой отдельный план, который знают те товарищи, которые будут его выполнять.
Там главное – внезапность.
Товарищ Макар оглядел собравшихся. Люди, конечно, надежные, но все же незачем раскрывать все карты на расширенном заседании. Мало кто из подпольного комитета знал, что родной брат товарища Макара служил адъютантом опального генерала Май-Маевского. Именно от генерала через братишку и получал товарищ Макар самые последние сводки с фронта.
– Итак, час, товарищи, пробил. Партия нас призывает отдать все силы, а может быть, даже и жизнь за великое дело борьбы… В это мгновение под окном раздался глухой вскрик.
– Что это такое? – вскочил с места матрос Кипяченко.
– Что еще? – поморщился товарищ Макар, недовольный, что его прервали. – Что ты нервничаешь, товарищ Кипяченко?
– Там крикнул кто-то, боюсь, не часового ли нашего сняли.
– Тебе, наверное, показалось, – отмахнулся председатель.
Но в сенях затопали сапоги, и в окне появилась голова юнкера.
– Именем закона вы… – крикнул юнкер, но Кипяченко выстрелил в него из маузера.
Дверь затрещала под ударами.
Товарищ Макар торопливо собрал со стола все бумаги, протоколы заседаний комитета и поджег их. Дверь рухнула, и в комнату ворвались юнкера под командой полного круглолицего штабс-капитана.
– Военная контрразведка! – крикнул офицер. – Вы все арестованы!
– Ша! – ответил ему Кипяченко и начал палить из маузера.
Юнкера, отступив к дверям, ответили дружным огнем. В небольшой комнатке началось форменное столпотворение. Ничего не было видно, потому что товарищ Макар, собирая бумаги, уронил лампу, и теперь комната освещалась только колеблющимся пламенем горевших на столе бумаг.
Все произошло слишком быстро, люди метались в замкнутом пространстве, оглушенные, ошарашенные, задыхающиеся. Подпольщики пытались отстреливаться.
Штабс-капитан, раненный Кипяченко в плечо, прислонился к притолоке и навел наган на товарища Макара, тщательно прицелившись. Но, прежде чем грянул выстрел, Тоня Шульгина бросилась вперед и закрыла председателя своим телом. Она успела это сделать, потому что с самого начала заседания смотрела только на него одного, и когда ворвались контрразведчики, не отрывала от него взгляда.
Пуля из нагана попала ей ниже ключицы, на светлом платье расплылось багровое пятно. Девушка охнула и сползла на пол. Воспользовавшись заминкой, товарищ Макар выбросился в окно, упав прямо на убитого Кипяченко юнкера, вскочил, и бросился зигзагами по улице. Кипяченко отступил к окну, прикрывая отход председателя, и раз за разом садил из маузера по юнкерам. В комнате творился форменный ад. Двое подпольщиков лежали на полу раненые или убитые. Семен Крюков зажимал руками раненую голову. Он был весь в крови. Наборщик Гольдблат потерял в этаком содоме очки и стоял, абсолютно беспомощный, глядя перед собой близорукими глазами. Салов сидел в углу на корточках с поднятыми руками, трясся мелкой дрожью и бесконечно повторял: