Из дежурки выскочил сержант.
– Кабинеты на втором этаже!
– А, вот оно что! – я улыбнулся. – То-то мы никак найти не можем.
– А здесь что? – спросил Гриша, и я захотел его убить.
– Кабинеты на втором этаже! – повторил сержант, словно Гриша обратился к нему на датском.
И мы пошли на второй этаж.
Первое, что я услышал там, на втором этаже, был голос Антоныча. Его устами глаголила истина, он рассказывал все без придумок, но время от времени его перебивал охрипший голос, который я отождествлял с голосом одного из мальчишек-хулиганов. Мы встали у окна напротив кабинета и слушали.
– Потом появился пистолет, – сказал Антоныч. – В нас стреляли. Зачем – не знаю. Возможно, потому, что у вас в городе принято стрелять в москвичей. Не спросив имени.
В конце концов, тому, кто это слушал, надоело, и он взорлил:
– Значит, так! Пока эти две девушки не появятся, вы остаетесь здесь.
– А на каком основании?
– На основании уничтожения чужой собственности, если вам основания нужны! – громыхал невидимый правдоискатель. – Пока на этом основании! А тем временем будем искать свидетелей стрельбы и устанавливать принадлежность пистолета!
– Да сколько мы там собственности уничтожили! – услышал я раздраженный голос Геры. – Я сейчас им заплачу!
– Пока я не выясню, чей пистолет, вы будете находиться здесь!
– Посмотри на меня, майор, – предложил Гера. – Я работаю в компании с уставным капиталом в полмиллиарда рублей….
Прозвучало это как – «у меня компания с уставным капиталом в полмиллиарда рублей».
– …И я что, приехал в Зеленоград с пистолетом, чтобы в кого-то стрелять?
– Но в Зеленоград-то вы все-таки приехали? – раздался злорадный голос майора. – Уж не для того ли, чтобы его купить?
– А вы не тот, кто хочет его продать?
– Все! В камеры. Будем разбираться! Пока женщин не найдем.
– Как ваша фамилия? – Антоныч. – Чтобы я знал, на кого жаловаться.
– Ко-рос-ты-лев. Запомнили?
– Вы китаец?
– В камеры!
Герина ошибка заключалась в том, что майору милиции нельзя рассказывать о том, что у тебя есть полмиллиарда рублей. Мечта каждого майора милиции – оказаться в списке «Форбс» перед Уорреном Баффетом. Но удается это немногим, поэтому удача одного всегда скорбь для других. А нет ничего хуже для состоятельного задержанного, чем ведущий дознание и находящийся в скорби майор милиции.
Я вовремя сообразил, что пора исчезать. Не хватало еще встретиться в коридоре с охрипшим лохом. Вот приятно удивится-то майор, когда Гера покажет на меня и заорет на весь РОВД: «Слава, ну скажи ты ему!» И будет тогда в каземате майора полный комплект.
– Что, уже все? – спросил сержант на выходе.
Странно здесь это слышать. Обычно такой вопрос задает ночью жена верному мужу после месячной командировки.
На улице я развернул листок. Вынул из кармана мобильник и набрал номер.
– Лера? Ле-ерочка… – пряно запел я. – А мы уже соскучились.
– Ой, мальчики! А вы где?
«Ой», как я понимаю, это у них с брюнеткой общее. Кто-то у кого-то взял в аренду на сто лет.
– Давайте в ресторан сходим. В хороший. Как в Питере. У вас в городе есть хорошие рестораны, как в Питере?
– Ой, ну, «Тарантино» ничего.
– Вот там через час и встречаемся, ага?
– Ага! – сказала брюнетка.
– Ага, – удовлетворенно сказал я, отключил связь и посмотрел на Гришу. – «Тарантино»… А мне показалось, что в «Тарантино» мы как раз и были.
– Мы были в «Такеши», – угрюмо свидетельствует Гриша, рассматривая окровавленную манжету рубашки.
– Ладно, пошли тачку ловить.
Наверное, ресторан был действительно хороший, потому что, когда я сказал таксисту: «В Тарантино», – он сразу перешел на «вы».
– Знаешь, – как-то странно встревожился Гриша, когда мы заняли столик и погрузились в ожидание блудниц, – не люблю я эти встречи с незнакомыми женщинами…
– Ты о чем это? – спросил я.
– Я человек старой формации, не терплю новшества, люблю все проверенное. Консерватор я. Вот уже почти сорок лет надеваю сначала левую штанину, а потом правую. И ни разу не было наоборот.
– Гриша, ты меня волнуешь, – я поморщился. После нападения зверя Гриша стал философом. Точно так же стригутся в диаконы после судьбоносных ударов. – О чем мы сейчас говорим?
– Я о красотках, которых мы ждем. Не люблю встреч с женщинами, с которыми раньше не спал. Каждое новое знакомство для меня заканчивается трагедией. И это хорошо, что мы сейчас на нейтральной территории, а не к ним поехали, – он затравленным взглядом посмотрел вокруг. – Обязательно что-нибудь случилось бы.
– Видимо, случай в квартире фигуристки не был первым примером?
– Однажды было еще хуже.
– Хуже, чем в квартире фигуристки? – усомнился я.
– Хуже, гораздо хуже, – заверил он. – Я однажды в Сети познакомился с москвичкой. Пару дней переписывались, потом я стрелку забил у Пушкина.
– И что?
– Ничего. Прихожу, дай, думаю, издали посмотрю, сам пока рыло светить не буду, – Гриша по-детски шмыгнул носом.
Гришину жену Киру я считаю необыкновенной женщиной. Обыкновенная такого гада вряд ли станет терпеть.
– И что? – спрашиваю, глядя, как ветреницы машут нам руками, а сами тормозят у стойки прикупить сигарет.
– Ничего. Стоит. Как и предупредила: в розовой блузке и синих джинсах.
– И что?
– Ничего. Эти джинсы я ей из Франции привез.
– И что было дальше? – сиплым голосом бубню я. А что еще бубнить при таком телеграммном изложении материала, согласитесь?
– Я сбежал. И этот ужас преследует меня до сих пор, – тут и Гриша видит девочек. – Только об этом не нужно рассказывать Гере и Антонычу.
Я сегодня как депозитная ячейка для секретов. Осталось только Геру развести на какой-нибудь косяк.
– Конечно, – соглашаюсь. – Только тебе не стоит так уж волноваться. Если мы сейчас не заставим этих жен пойти в милицию, Геру и Антоныча ты увидишь лет через пять.
* * *
Они любят баранину под черничным соусом. А еще устрицы и коктейль «Маргарита». Но не любят милицию. Они ей не верят. Милиционеры сволочи и подонки, и они уже не раз с ними сталкивались. А поэтому и речи не может быть о походе в РОВД. Двое наших друзей – ребята, конечно, хорошие, но что будет, если мужья узнают о случившемся? А мужья у них невероятно ревнивые. Дружба дружбой, но мужья – это дом, машина и будущее. Пусть так и будет дальше.