– Двадцать, как и мне. Мы познакомились в клинике, она пришла рожать Кристину, я – делать аборт. Для меня тот год был страшно неудачным. Я сама из детдома, родителей не знала. Замуж рано вышла и в восемнадцать лет родила Никиту. И очень скоро снова забеременела. Муж к тому времени ушел к другой, денег не было, только-только учиться закончила. Куда второго ребенка рожать! Вот и пришлось ложиться на операцию.
Роза медленно рассказывала, не обращая внимания на остывающий кофе.
Ее положили в одну палату с Надей. Девушки быстро подружились. Роза пожаловалась новой знакомой, что живет с сыном в большой, но коммунальной квартире. Соседи осточертели, а деваться некуда. Надя присоветовала обмен. В доме, где она проживала с сестрой Алевтиной, соседи хотели съезжаться с родителями.
Всегда веселая, никогда не унывающая Надя, большая любительница погулять, потанцевать и выпить, нравилась Розе. Девушка не раз пыталась заставить подругу научиться какому-нибудь ремеслу, но тщетно. Больше двух недель та нигде не задерживалась. К тому же руки у нее были пришиты к тому месту, откуда у большинства растут ноги. Швея, гладильщица, парикмахер – никакая профессия не подходила. С годами Надя пила все больше.
Однажды страшно веселая Надька постучала к Розе и сообщила, что выходит замуж. Муж замечательный, но дочку придется оставить у сестры. Роза, до беспамятства обожавшая Никиту, осуждала подругу, но та отвечала, что материнская любовь – хорошо, а личное счастье – лучше. Кристина осталась у Алевтины, Надя уехала к Антону.
Подруги стали редко встречаться. Роза много работала, чтобы обеспечить Никите приличные условия жизни, Надя занималась собой. Несколько раз Роза сходила к подруге в гости, потом их отношения оборвались.
Шло время, подросли Кристина и Никита. Роза вылезла из нищеты, замуж она так и не вышла. Надя расплевалась с гражданским мужем и снова поселилась у Алевтины. Дружба возобновилась и длилась до смерти Нади.
Роза замолчала. Я посмотрела на нее.
– Вы знаете, кто отец Кристины?
– Антон. Они прожили вместе несколько лет. Только он не хотел обременять себя ребенком. Говорил: «Родишь, сама и воспитывай!»
– А потом Надя больше не выходила замуж?
– Нет, жила с разными мужиками, а последнее время сильно пила. Бывало, Алевтина на работу уйдет, Кристина в школу, а Надя мне звонит, просит: «Принеси пузырек». Умирала, а пить не бросила.
– Нет ли у вас адреса Антона? И как его фамилия?
– Антон Федоров, раньше жил на улице Крутикова. В доме у него еще детский сад был, квартира как раз над ним. А теперь не знаю, я с ним сто лет не общалась.
Мы допили остывший кофе и вышли на улицу. Совсем стемнело. Маленький проулочек выглядел пустынным. Вдоль тротуара медленно двигалась машина. Она поравнялась с нами, притормозила, потом, резко увеличив скорость, скрылась. Роза подняла правую руку ко лбу и начала медленно садиться на корточки. Мне показалось, женщина поднимает что-то с тротуара, но она странно скрючилась и упала прямо в лужу.
Я наклонилась и позвала ее. Но Роза не отвечала, просто лежала на боку, казалось, заснула на ходу. Все произошло быстро и тихо, как будто кто-то выключил звук. Все еще не понимая, что случилось, я присела и попыталась поднять ее голову. Прямо в центре лба между бровями чернела маленькая аккуратная дырочка. Я плюхнулась в ту же лужу и громко завопила: «Помогите, милиция!» В окнах домов замелькали люди, послышались громкие голоса. Через несколько минут завыла сирена.
Александр Михайлович велел прийти к нему ровно в одиннадцать. Я, как всегда, опоздала и явилась в половине двенадцатого. Но полковник даже не разозлился. В кабинете сидел Никита. Юноша беспрестанно шмыгал носом, тер покрасневшие глаза и говорил:
– Нет-нет, не разрешаю вскрывать тело.
– Да пойми, – увещевал его полковник, – в черепе застряла пуля, мы должны вынуть ее для экспертизы.
– Ни за что, – отрезал Никита, – ей будет больно.
– Вот чудак, да мне не нужно твое разрешение, – сказал Александр Михайлович.
– Грех калечить мертвых.
– Еще больший грех убивать людей. Ты что, не хочешь, чтобы убийцу смогли найти и осудить?
– Конечно, хочу, но при чем здесь пуля?
– Сравним ее с другими, а если обнаружим у преступника оружие, сможем доказать, что пулю выпустили именно из него.
– Все равно не хочу, не дам.
Мальчишка затопал ногами и зарыдал.
Александр Михайлович вызвал секретаршу. Та увела несопротивлявшегося парня из кабинета.
Полковник шумно вздохнул, вытер лысину платком и проговорил:
– Ну, радость моя, опять во что-то влезла?
– Просто шла мимо.
Александр Михайлович покачал головой:
– Профессиональная лгунья, правда, глупая. Официантка из «Апельсина» сообщила, что вы о чем-то долго беседовали с погибшей. И что ты вообще делала в этом районе?
– Понимаешь, Ирка устает, хотим нанять служанку для черной работы. Погибшая трудилась у Владимира Резниченко няней. Разговорилась с ней на днях. Женщина посоветовала обратиться к ее знакомой, вот и договорились о встрече в «Апельсине».
– Наняли служанку?
– Нет, та женщина не захотела работать, и Роза сама пришла в «Апельсин».
– Складно придумано, – одобрил Александр Михайлович, – может, стоит посадить тебя в кутузку или побить резиновым шлангом? Применить допрос третьей степени?
Глубокое возмущение поднялось в моей груди.
– Что я такого сделала? Просто свидетель, вот и оформляй допрос свидетеля, да поскорей, времени мало.
Удивленный таким наездом, Александр Михайлович принялся заполнять бесконечные бумажки.
Часы показывали около часа, и, выйдя из милиции, я решила отправиться к Антону – отцу Кристины и мужу Нади. «Пежо» долго плутал по незнакомым переулкам, но наконец добрался до улицы Крутикова. Не трущобы, конечно, но и не средний класс. Хотя дом № 3 с детским садом на первом этаже выглядел респектабельно – на двери подъезда был домофон.
– Кто там? – прокаркал динамик.
– Милиция, – ничтоже сумняшеся выпалила я в ответ.
Подъезд открылся. Надо же! На лестнице лежала ковровая дорожка, потертая, старая, но все-таки дорожка. Поднявшись на второй этаж, в проеме распахнутой двери я увидела… Еву.