– Детка, что ты тут делаешь?
– Простите, – ответил ребенок тоненьким голоском, – я здесь живу, а вам кого надо?
Я пригляделась, нет, конечно, это не Ева, но как похожа! Те же волосы, глаза, нос. Даже мимика совпадала. Стоявшая в дверях девочка морщила лоб и улыбалась, как дочка Резниченко, а когда она двинулась внутрь квартиры, я обратила внимание, что и походка у нее была точь-в-точь как у Евы. Ребенок передвигался боком, словно ей связали ноги в коленях. Никогда не видела столь похожих детей.
В просторной комнате, битком набитой мебелью, сидела у телевизора крупная женщина лет шестидесяти пяти.
– Тетя из милиции, – сказала девочка.
Я вспомнила Носорога, вытащила из сумочки красное удостоверение сотрудника Дома наук о человеке и помахала им на благоразумном расстоянии от носа дамы. Но та не проявила бдительности.
– Садитесь, садитесь, – радушно пропела она, откладывая вязанье, – чем обязана?
– Антон Федоров здесь живет?
Женщина вздохнула:
– Жил, да, это была его квартира.
– А где он сейчас?
– На кладбище. Зять скончался три года тому назад, попал в автомобильную катастрофу. Гнал с недозволенной скоростью по мокрой дороге и врезался в опору моста. Сам умер сразу, а дочка моя еще неделю в больнице промучилась перед смертью, бедняжка. А зачем вам Антон?
– Скажите, зять никогда не рассказывал вам о первой жене?
– Да она сама много раз сюда заявлялась. Стоило Антону получить наследство, как Надя живо вспомнила про алименты.
– Какое наследство?
Словоохотливая женщина уселась поудобней и предложила чашечку кофе. Но я вспомнила Носорога и гордо сообщила, что нахожусь при исполнении.
В рассказе дамы сквозила неприкрытая ненависть к Наде. Оказывается, Антон не оформлял с ней отношения официально. Брак остался гражданским. Рождение девочки никак не повлияло на мужчину. Дочка его не волновала, впрочем, Надю тоже. Ребенка сплавили сестре матери и продолжали жить в свое удовольствие.
Но скоро беззаботная, думающая только об удовольствиях сожительница стала надоедать Антону. Как всем мужчинам, ему хотелось чистых рубашек, вкусного обеда и телевизора по вечерам. Надя не утруждала себя стиркой, готовила полуфабрикаты, а чуть темнело, предпочитала бежать на танцы. Отношения начали портиться. И тут Антон познакомился с Майей. Та, в отличие от Нади, охотно сидела дома перед голубым экраном, жарила котлеты и безустанно пылесосила квартиру.
Некоторое время Антон работал на два фронта, но потом чаша весов окончательно склонилась в сторону Майи. Надя не стала горевать, схватила чемоданчик и ушла. Несколько лет Федоров ничего о ней не слышал. Но тут скончалась престарелая тетка, и Антон неожиданно получил хорошее наследство. Как узнала об этом Надя – неизвестно. Но однажды теплым майским днем она явилась вновь. Дверь открыла Майя. Мило улыбаясь, ее предшественница двинулась в столовую. На руках она держала празднично одетую Кристину. Усадив девочку на диван, Надя сообщила, что очень нуждается и просит денег на содержание ребенка. Антон сначала оторопел. Он совершенно забыл о существовании Кристины и искренне считал, что имеет только одну дочь, рожденную не так давно Майей. Надя с милой улыбкой выслушала отказ и сказала, что может потребовать официального признания отцовства. Но это означает суд, издержки, гонорар адвокату. К тому же алименты будут значительно выше той суммы, которую она просит сейчас.
Майя посоветовала мужу согласиться. С тех пор Надя частенько приходила к Антону, не забывая при этом прихватывать с собой Кристину. Аппетиты ее росли, дочке все время что-то требовалось: пальтишко, ботиночки, кроватка… Когда дело дошло до ковра, Майя взбесилась. «Почему, – кричала она мужу, – моя дочь должна лишаться нового платья из-за выблядка Нади?» Теща моментально встала на сторону дочери. «Твой ли это еще ребенок, – вкрадчиво нашептывала она зятю, – совершенно непохожа, ничего общего, то ли дело Катя, вся в тебя, что глаза, что нос, а Кристина? Обидно кормить чужого ребенка и ущемлять своего».
Антон призадумался и в очередной приход бывшей любовницы категорично заявил: денег больше не будет. Надя опять завела песню про суд, но мужчина по совету тещи сходил к адвокату и оказался во всеоружии. «Пожалуйста, дорогая, – радостно сообщил он, – подавай в суд. Я сдам все необходимые анализы. Признают отцовство – заплачу». Пришлось Наде убираться несолоно хлебавши.
– Я оказалась права, – говорила пожилая женщина. – Эта шлюха не пошла в суд, испугалась, что анализы точно покажут: Антон не отец Кристины. Больше она не приходила, негодяйка. А дочка оказалась такой же наглой, как и мать. Заявилась к нам и сообщила, что Надя умерла. Денег, наверное, хотела. Но я-то ей ничего не дала, тоже мне, родственница нашлась! Антона и Майи уже не было в живых, и мы с Катюшей вдвоем остались.
Безумно похожая на Еву Катя не проронила во время разговора ни слова.
По дороге домой я подвела безрадостный итог: конечно, Кристину и Надю в семье Федорова не жаловали, но убивать их не собирались. Да и никаких особых тайн я тут не узнала. Ну, обманула Надя любовника, тянула деньги на чужого ребенка, подумаешь, дело какое. Сплошь и рядом встречается. Интересно, с кем жила потом женщина? И узнать не у кого. Розу убили, может, Алевтина что-нибудь знает?
Дома меня встретила возбужденная Наташка:
– Ну, сколько можно шляться? Сама заварила кашу, теперь расхлебывай.
Из столовой доносились голоса и звяканье посуды. Внезапно зазвучал смех Казика.
– Новицкие пришли?
– И Новицкие тоже, а главное – приехал гениальный писатель Тема, погляди на явление.
Я ринулась в столовую. В феврале темнеет рано, и в комнате горели все светильники. За столом, покрытым сиреневой шелковой скатертью, сидело много народа. Зайка, Аркадий, Маня, Кока и Марта Игоревна. Во главе стола восседала Сонька, по левую руку от нее пристроился Казик. Возле живописца сидели незнакомый мужчина и какой-то подросток. Мужчина был тучен, краснолиц и изъяснялся на чудесном русском языке. В тот момент, когда мы с Натальей вошли в столовую, он зычно объяснял разницу между повестью и романом.
«Слава богу, – подумала я, – вполне прилично выглядит и как здорово говорит по-русски, никакого украинского акцента».
Впрочем, следовало радушно поздороваться с близким другом семьи, и я с распростертыми объятиями двинулась к толстяку.
– Дорогой, страшно рада, жаль, что так давно не встречались!
– Откуда ты знаешь Романа? – изумился Казик.