Ее брат некоторое время внимательно смотрел на нее.
– Воистину. Полагаю, что нас окружают опасности, о которых я и не подозревал.
Прием в честь дня рождения достопочтенного Грейсона Боскасла, пятого маркиза Седжкрофта, был мероприятием, от которого не могли отказаться сливки сливок высшего общества. Некоторая часть бомонда уже вернулась с моря или из деревни на малый сезон.
Трудно было вообразить более интересный способ снова погрузиться в лондонскую жизнь, чем получить приглашение в великолепный особняк Грейсона из красного кирпича, некогда бывший – хотя об этом и не говорилось – домом висельников. Теперь же его близость к Гайд-парку придавала ему несомненную элегантность.
Погонщики скота, направляющиеся на рынок, и любопытные горожане глазели на происходящее через главные ворота с гербом маркиза, охраняемые несколькими лакеями в пудреных париках и ливреях. А главный лакей маркиза, многоопытный Уид, надзирал за всем происходящим внутри, в его обязанности входило попечение обо всех мелочах, начиная со снабжения шампанским певцов из итальянской оперы и кончая сыном и наследником Грейсона лордом Роуаном, игравшим в прятки среди мраморных колонн в коридоре.
Ко времени приезда Элетеи большая часть гостей уже перешла из многочисленных гостиных в боковой павильон, а оттуда разбрелась по парку под приятной сенью высоких платанов и среди классических статуй из выщербленного мрамора.
Гейбриела видно не было.
– Ну, кто же может найти своего любимого друга в такой модной толпе? – не подумав, пробормотала она, обращаясь к кузине.
Леди Понтсби улыбнулась в знак согласия, но она была настолько ослеплена парадом аристократов, шествующих мимо, что не обратила особого внимания на слова Элетеи.
– Если мажордом не объявит о его появлении, его нельзя будет найти.
– Уже, судя по всему, объявили о прибытии половины Лондона, – сказала Элетея. – Но все же было бы приятно увидеть…
– Как приятно видеть вас здесь! – послышался у них за спиной глубокий насмешливый голос. – Надеюсь, ваша поездка была настолько приятной, насколько это позволяют наши сельские дороги.
Элетея сдержала счастливую улыбку и медленно повернулась к своему темному рыцарю:
– Как будто вы не следовали за нами через все заставы, сэр Гейбриел.
– И это было очень галантно с вашей стороны, – сказала леди Понтсби. – В такие опасные времена у леди не может быть слишком много сопровождающих.
Гейбриел добродушно улыбнулся. Но прежде чем та успела продолжить, он устремил взгляд на ее кузину. Все это время он расхаживал взад-вперед, ожидая, когда же Уид объявит о ее прибытии. И теперь он пожирал ее глазами. Свои темные вьющиеся волосы она зачесала назад и завязала свободным узлом, который ему страшно хотелось распустить и рассыпать волосы по ее прекрасному телу. Ему не верилось, что он покорил эту женщину.
Гейбриелу хотелось сообщить об этом всему свету, или по крайней мере своей родне, и в то же время держать это в тайне. Нельзя ли увести ее в какое-нибудь укромное место и снова испытать с ней жаркую близость? Не может быть, чтобы дом его брата не насмотрелся на своем веку на всевозможные любовные свидания, в том числе и скандальные.
Он смотрел на Элетею до тех пор, пока она укоризненно не подняла брови. К счастью, леди Понтсби, кажется, не поняла, что ему хочется одного – остаться наедине с ее двоюродной сестрой. К концу вечера или как только он сможет собрать всех Боскаслов в одной комнате, у него будет возможность объявить, что она принадлежит ему. До той поры ему предстоит томиться и держаться так, словно его интересуют все присутствующие, кроме той единственной женщины, которая может одним небрежным взглядом разгадать его душу и покарать его или возвысить. Не существует другого человека, ради которого он без малейших сожалений отказался бы от своей прежней жизни.
Он насытился грехом. Теперь ему нужна только она, и если они будут каждый вечер в деревне играть в вист, а потом он будет укладывать ее в постель, иного счастья ему не нужно.
– Вы ведь не возражаете, не так ли? – спросила леди Понтсби, повысив голос.
Гейбриел покачал головой:
– Не возражаю против чего?
Она внимательно посмотрела на него и задумчиво улыбнулась.
– Если я оставлю вас вдвоем на пару минут, чтобы поболтать с лордом и леди Фарнсуорт. Я сто лет с ними не виделась. Робин вон там, с отцом Эмили. Не мешайте им, хорошо? Я надеюсь, что сегодня именно тот день, которого мы ждали.
Он пожал плечами, пытаясь не выдать, как он рад такому предложению:
– Надеюсь, пару минут мы продержимся.
– Прекрасно. Желаю хорошо провести время.
Гейбриел предложил Элетее руку:
– Не хотите ли пройтись со мной?
– Могу ли я вам доверять? – спросила она, как будто не было очевидно, что не существует человека, которому она могла бы доверять больше.
– Конечно, нет. Но ваша кузина велела вам хорошо провести время. И кстати, я по вам соскучился.
Озорной блеск в его глазах манил ее.
– Куда мы идем?
Он снова пожал своими широкими и крепкими плечами:
– Туда-сюда.
– А почему именно?
– О, потому и посему.
Она рассмеялась:
– В таком случае, мне кажется, нельзя, чтобы нас видели гуляющими под руку.
Его дьявольская усмешка родила в ее сердце восхитительный круговорот чувств.
– Как хотите. Я вынужден напомнить вам, что сегодня это перестанет иметь значение. Наша родня узнает, что мы обручились.
– Но это еще не означает, что мы можем предаться…
– Тому и сему? – Он повел ее по бесконечному коридору с высокими колоннами, явно не обращая внимания на зовущие взгляды дам, которые узнавали его и ждали, что он их узнает.
– Кажется, у вас целая толпа поклонниц, – сухо сказала она, украдкой глянув на его твердый точеный профиль.
– Разве?
– Да. Вы не заметили?
Он оглянулся:
– Где?
– Они были… – Она замолчала, удивленно оглядевшись.
Пока она размышляла о том ажиотаже, который был вызван его появлением, он увел ее в другой коридор и ввел в гостиную, обогреваемую углями, тлеющими в камине. В одном углу стояло обитое ярко-синим шелком кресло. На столике розового дерева стояла корзинка с заморскими фруктами и бутылка искристого вина.
– Мы не можем войти сюда. Эта комната явно предназначена для…
– Для членов семьи. – Он провел ее в комнату и запер за собой дверь. – Вы будете скоро членом семьи, пользующейся самой дурной славой в Лондоне.