* * *
– Что, тоже застоялся? – с усмешкой бросил Елисееву канцлер, когда Клим догнал его на поросшем травой склоне. Он полностью овладел собой, и на его лице не осталось и тени бушевавшего полчаса назад гнева.
– Как говорили моряки прошлого: «После плавания нужно попрать ногами твердь земную», – ответил Клим.
Они поднялись на сглаженную временем и ветрами возвышенность, горбом поднимающуюся над бухтой. Отсюда весь остров был как на ладони. Километров семь-восемь в длину, двенадцать в ширину, он напоминал зеленый блин, у южной стороны которого какой-то исполин отъел изрядный кусок.
– Вернемся – всерьез возьмусь за Юного пророка. – Лускус на ходу ударил кулаком в раскрытую ладонь.
– А мне, видимо, придется опять в горы? – поинтересовался Клим.
Одноглазый остановился, в упор посмотрел на него.
– Тебе разве самому не интересно разгадать этот ребус?
– Может быть, и интересно… Но одного интереса тут мало. Устал я, что ли? – Елисеев вздохнул. – Хочу дома пожить, с женой и дочкой. С учебниками опять же недоделано. И Дома Памяти – это же очень важно. Я уверен: если серьезно взяться, если разработать методики и опросить каждого взрослого человека на планете, можно собрать столько знаний!
– На хрена? – спокойно спросил Лускус.
– То есть? – У Клима вытянулось лицо. – Но ведь знания… это… математика, физика, химия, литература, языки…
– Не нужны пастухам и пахарям ни физика, ни химия, – жестко проговорил одноглазый. – Через несколько поколений тут будет чистое Средневековье, а на остовы паровозов и Шерхелевого бугеля люди станут молиться и жертвы им приносить, как великим и могучим богам.
– Но научно-технический прогресс нельзя остановить! – не сдавался Клим. – Всегда найдутся люди, которые захотят пойти дальше…
– Дальше некуда, Клим. Мы достигли вершины этого самого прогресса – в здешних условиях, разумеется. В космос нам не выйти, дистанционные средства связи не выдумать, вычислительные машины не построить, разве что арифмометр. Все, амба. А когда нет пространства для развития, наступает не прогресс, а регресс.
– Откуда ты знаешь? – Клим с досадой нахмурился. – Ведь могут же быть открыты новые источники энергии, новые законы… А вдруг объект «Зеро» поможет? Он-то использует энергию, и если понять, какую…
– Вот видишь, – удовлетворенно кивнул Лускус. – Без него нам никак. А ты говоришь – учебники…
Елисеев понял, что теперь уже он злится. Канцлер снова развернул ситуацию в свою пользу. Это его умение всегда добиваться поставленной цели, без оглядки на средства и затраты, бесило Клима давно, но вот сейчас он вдруг почувствовал, что готов сорваться.
– Ты… Я убил одного убийцу, а ты… Идешь по головам… По трупам! Да, по трупам! – выпалил Клим.
– Я офицер Главного управления разведки Федерации, – просто ответил Лускус и, неожиданно повысив голос, с нажимом заговорил: – У меня задание. И интересы, которыми я руководствуюсь, – это интересы всего человечества, если хочешь знать. Перед ними всё – ничто. Трупы, головы… Эге, а это что такое?
Он оборвал себя на полуслове и вытянул руку, указывая куда-то вперед. Клим невольно посмотрел туда и заметил в полукилометре низкое серое сооружение с полукруглой аркой, притулившееся у небольшого холмика. Ему увиделось что-то очень знакомое в скошенных гранях, темных полосах и прямоугольниках по бокам постройки. И эта арка в задней части так похожая на…
– Сержант Елисеев! – гаркнул Лускус. – Ответьте командному посту. Прямо по курсу корабль противника. Провести опознание!
Клим невольно сжал руки, так, словно в них оказались поручни, нагнулся вперед. Поза «бабушка в окошке», как называли ее визуальщики. Откуда-то всплыли мнемотаблицы с силуэтами кораблей космофлота грейтов. Память сработала безотказно.
– Десантный бот флота Великой Коалиции, серия «Р», действуют с базового корабля, предназначены для доставки десантно-штурмового взвода на поверхность планеты, – единым духом выпалил Клим. – Вооружение: восемь ракетных комплексов «Эскалибур», тяжелые излучатели «Роланд», плазмометы типа «Си-Джи». Три метра активной кераметовой брони высокого уровня поглощения, каждый десантник имеет ИБМ. Один бот подобного типа способен захватить и контролировать плацдарм площадью до ста квадратных километров.
– Браво! Вот это память, аж завидно. Ты в учебке у кого был, у Бурогозова? – Лускус улыбался.
– У него… – кивнул Клим. – Но как эта штуковина попала сюда?
– Пошли, поглядим. – И они едва не бегом бросились вниз по склону, не отрывая глаз от десантного бота, точно он мог исчезнуть, словно мираж.
Бот не исчез. Он слишком сильно врос в землю, слишком велики оказались разрушения, полученные им невесть где и невесть от кого. Изжеванный левый борт. Слетевшие с крепежей люки. Помятая рампа главного отсека. Голая обшивка, на которой не осталось и следа от наслоений несокрушимого керамета. То, что Клим поначалу принял за арку, на самом деле было остатками кольца «дырокола».
Они замерли перед некогда грозной боевой машиной. Припекала Эос. Теплый ветер шумел травой. В бирюзовой бездне над ними кружили клюваны. Бот отбрасывал густую тень, синюю, точно нарисованную на траве гуашью. Из темного проема грузового люка выскочил рыжеватый пушистый шуршун, тревожно пискнул и канул в бурьяне.
– Они тоже упали, – с непонятной самому грустью проговорил Клим. – Садились, но не знали, что энергии внизу нет. Как мы…
Присев на корточки у борта, Лускус кинжалом ковырял землю.
– Да нет, дружище, похоже, эта «коробочка» приковыляла сюда раньше. – Одноглазый выпрямился, отряхнул полы плаща. – Не удивлюсь, если это «подарок» еще со времен большой войны. Уж очень сильно он врос в планету.
– Стало быть, он лежит тут лет пять-шесть?
– Не меньше. Причем часть экипажа, судя по всему, уцелела.
Клим удивленно посмотрел на Лускуса, мол, из чего это следует? Тот молча указал на несколько вытянутых оплывших холмиков в стороне. Каждый холмик венчал поставленный стоймя камень.
– Могилы, – понял Клим. – Выжившие похоронили погибших.
Лускус не ответил – он шагнул внутрь бота, и подошвы его сапог гулко застучали по ребристому металлическому настилу главного отсека.
Есть такое выражение: «мерзость запустения». Именно оно вспомнилось Елисееву, когда следом за одноглазым он вошел в мертвый корабль. Эта самая мерзость царила тут повсюду. Ободранные борта, обрывки кабелей и силовых шин, разбитые, выпотрошенные блоки управления различными системами бота, вывороченные с корнем панели управления. Под ногами хрустело пластиковое крошево. Судя по нетронутому, ровному слою желтоватого мелкого песка, нанесенного ветром через щели в левом борту, внутри бота люди не бывали очень давно.
Клим с Лускусом разбрелись, обшаривая отсеки корабля. Всюду было одно и то же – разруха, пыль, обломки. Потратив почти час и облазив все самые дальние закоулки, они сошлись в главном отсеке и уселись на гнутые поручни боевой рубки передохнуть.