– Ну ты и даешь! Ты же могла запросто умереть – тебе повезло, что ты упала в воду, а не на скалы! Тогда бы все – тебе настал каюк!
– Ты... – прошептала Ксения.
Она не могла говорить, горло разбухло и саднило, а во рту был мерзкий привкус океанской воды и водорослей.
– Мне пришлось прыгнуть вслед за тобой, когда я увидел, как ты летишь в воду, – сказал Алешка. – А что еще оставалось? Ты и так едва не захлебнулась, и, промедли я хотя бы несколько мгновений, ты бы последовала за своим папаней. Ой, извини!
Они находились на небольшой скале, которая выпирала из океана под самым утесом со старинным фортом. Ксения заметила, что Алешка был без рубашки. Внезапно она ощутила спокойствие. Она находится в надежных руках. Алешка прыгнул в воду, рискуя собственной жизнью, и все ради нее.
– С тобой все в порядке? – спросил мальчик в тревоге, склоняясь над Ксенией. – Ну ты, говори!
Ксения слабо улыбнулась. И Алешка внезапно поцеловал ее, а затем прошептал:
– Я люблю тебя!
В особняк сеньоры Диас они попали поздно вечером. С каменистого островка им помогли выбраться рыбаки, заприметившие двух людей под скалой. Ксения была слишком слаба, чтобы самостоятельно доплыть до суши. Она немного успокоилась и пришла в себя, хотя от падения тело все еще ныло.
– Что ты сделал с моей дочерью! – набросилась на Алешку Елизавета Порфирьевна, когда Ксения, сопровождаемая мальчиком, появилась в их комнате. Ксении потребовалось все свое красноречие, чтобы убедить maman в том, что если бы не Алешка, то она наверняка утонула бы.
Самдевятова безучастно выслушала рассказ о кончине Федора Архиповича. Maman заявила:
– Мне нужен черный петух!
– Что, мамочка? – спросила Ксения, опускаясь на постель. – Что ты сказала?
– Мне нужен черный петух и черный кот! – самозабвенно продолжала Самдевятова. – Я отнесу их колдунье, и она успокоит душу папеньки. Это ведь он все бушует на том свете! Никак не может мне простить, что я извела его порчей...
Алешка испуганно посмотрел на Ксению. Появилась Люсьена и, узнав, что произошло, принесла горшочек с желтоватой мазью, которую втерла в раны на теле Ксении и Алешки. Мазь приятно холодила и немного жгла.
– От этого ваши болячки затянутся за три дня, – сказала Люсьена. – Сеньора сегодня была весь день в гостях, так что она и не подозревает о твоем отсутствии. Но завтра ты должна быть на ногах, Ксения! А тебе, мальчик, пора уходить! Если хозяева узнают, что прислуга принимает гостей, нам влетит!
Алешка попрощался с Ксенией. Когда он склонился над ней, девочка еле слышно спросила его:
– Ты говорил правду о том, что...
– Люблю тебя? – произнес он и улыбнулся. – И я готов повторить это снова!
Ксения схватила его за руку и прошептала:
– Только не в присутствии maman! Приходи ко мне завтра на закате, мы можем встретиться в саду, в беседке...
Ночью Ксению мучили кошмары, и один и тот же сон не давал ей покоя. Она просыпалась от собственного крика в холодном поту: Федор Архипович, лежащий на досках, желтые подошвы его новехоньких ботинок и мухи, которые роятся над ним.
Ксения была рада, когда Люсьена постучала в дверь и сообщила, что часы показывают половину шестого. Девочка с нетерпением ждала вечера – к ней придет Алешка. Он сможет ее утешить и понять. А послезавтра им будет дозволено забрать из морга тело papa...
Сеньора Диас была, как это за ней и водилось, недовольна решительно всем, что делали горничные. Госпожа кричала на них и была на грани истерики – к ней ожидался визит важных гостей, и она не хотела ударить в грязь лицом.
Во второй половине дня пожаловали визитеры. Ксения наконец-то получила передышку в пятнадцать минут и сидела на кухне, поглощая остатки хозяйского обеда. Внезапно возникла Люсьена, которая заявила:
– Хозяйка требует тебя к себе!
Ксения уже знала, что за этим последует – гости будут таращиться на нее, дамы качать головами и шептаться, прикрываясь веерами, господа задавать идиотские вопросы о том, что значит быть дочерью преступника и чтит ли она заветы Библии. Сеньора Диас с гордостью демонстрировала всем свое новое приобретение – мать и дочь «этого русского изверга», как некоторые с охотой показывают декоративных комнатных собачек или породистых лошадей. Хозяйка при этом жаловалась на то, что ее новая прислуга ничего, ну абсолютно ничего не умеет делать, получает в два раза больше, чем другие, и наглым образом объедает ее.
От Елизаветы Порфирьевны и Ксении требовалось стойко сносить это представление: они знали, что одно неверное слово или жест – и сеньора Диас вышвырнет их на улицу.
Ксения прошла в гостиную. Сеньора Диас воскликнула:
– А вот и моя русская Золушка! Кстати, милочка, ты в курсе, что твой папаша вчера отдал богу душу? Закономерный финал отпетого негодяя!
Гости засмеялись, по достоинству оценив фразу сеньоры. Ксения уставилась в пол и ждала, когда же господам надоест издеваться над ней и, заскучав, они позволят ей уйти и предадутся иным развлечениям – игре на фортепиано, картам или великосветским сплетням.
– Дитя мое, я рад вас видеть! – услышала Ксения знакомый голос и подняла голову.
В кресле подле матушки сеньоры Диас расположился австрийский посол барон фон Холенброк. Он мило улыбался.
– Вы ее знаете, господин тайный советник? – озадаченно произнесла сеньора Диас.
Барон подробно рассказал об их встрече в приемной генерального прокурора.
– И я решил, что эта мужественная девочка заслуживает того, чтобы я помог ей. К сожалению, аудиенцию у его высокопревосходительства господина президента неожиданно перенесли на более поздний срок, и я смог непосредственно перед самым началом... процедуры казни вашего отца убедить главу государства в том, что он должен проявить милосердие и подписать помилование!
Ксения с благодарностью посмотрела на барона. Он сдержал свое слово, и не его вина, что весть о замене повешения двадцатью пятью годами каторги пришла так поздно!
– А вот и ее maman, – заявила сеньора Диас, указывая веером на вошедшую в гостиную Елизавету Порфирьевну. – Неуклюжа, как слониха! Зато всем твердит, что она – дочь графа! Да разве можно в этой замарашке с распаренным лицом и безумным взглядом узнать былую аристократку!
Гости одобрительно загоготали, Елизавета Порфирьевна то ли не понимала, что над ней издеваются, то ли делала вид, что не понимает. Австрийский посланник, легко поднявшись из кресла, приблизился к Елизавете Порфирьевне и взял ее за руку.
– Когда-то я имел честь знать вашего батюшку, графа Белогорского, – заявил он. – Его сиятельство входил в делегацию, которая прибыла в Вену на коронацию императора Франца-Иосифа.
Затем барон подошел к Ксении, взял двумя пальцами ее за подбородок и тихо произнес на неплохом русском: