Каковенко так и сделал. Он уселся на скамейку, взглянул на часы и осмотрелся. Кругом было пустынно. Неожиданно скрипнула калитка, и перед следопытом очутилась ветхая старушка, годившаяся ему в бабки.
– Устал, кудрявый? – участливо спросила она.
Николай Яковлевич даже в молодости не был кудрявым, а теперь и вовсе не отличался буйной растительностью на голове. Его покоробила развязность неведомой старушки, однако он решил не перечить и молча кивнул головой, подтверждая, что действительно притомился.
– И сиди себе, – тем же доброжелательным тоном продолжала бабушка. Она приткнулась рядом и некоторое время молчала.
– Послушай, кудрявый, а хочешь, я тебе погадаю? – неожиданно предложила она.
Странное предложение озадачило водопроводчика. Он посмотрел на старуху и нерешительно кашлянул.
– Да ты не бойся, – усмехнулась бабка, – а судьбу тебе знать надо, поскольку на лихое дело ты собрался.
– Я вас, мамаша, не понимаю, – с легким раздражением отозвался Каковенко, – то вы меня кудрявым называете, то о гадании говорите, и опять новость: какое-то лихое дело.
– Да ты не обижайся, кудрявый, – гнула свое старуха, – я так всех называю. Не беда, что у тебя на макушке плешь, душа у тебя открытая, а коли открытая, значит, ты кудрявый и есть.
Рассуждения странной бабушки были не лишены логики.
– А почем вы знаете, что у меня открытая душа? – спросил Каковенко, заглатывая наживку.
– Вижу, – просто сказала бабка, – у меня глаз на людей наметанный.
– А как вы будете гадать? – спросил Каковенко бабушку с наметанным глазом.
– Да по руке!
– Уж не цыганка ли?
– Нет. К египетскому племени отношения не имею, но гадать могу. Позолоти ручку.
– Неужто обязательно?
– Само собой, иначе гадание не получится…
Каковенко начал рыться по карманам и вспомнил, что, идя на операцию, выложил кошелек.
– Нет денег у меня, – облегченно произнес он, решив, что гадание отменяется.
– Деньги не обязательно, – равнодушно сказала старуха, – дай что-нибудь.
Каковенко лихорадочно перебирал в уме: что бы такое дать старой ведьме? Разве что пестик?
«Дам ей бутерброд», – наконец решил он и вытащил из кармана изрядно помятый сверток.
– Пойдет, – заявила бабка и понюхала колбасу, – богато живешь! – Она схватила ладонь водопроводчика и начала крутить ее с таким энтузиазмом, что, казалось, вот-вот сделает ему вывих.
Каковенко покорно молчал, решив вытерпеть все до конца.
– Плохи твои дела! – наконец заявила бабка.
– А что такое?
– Не ходил бы ты туда.
– Куда?
– Сам знаешь.
– А если все-таки пойду?
Бабка пристально глянула ему в глаза, и сердце водопроводчика ушло в пятки.
– Пойдешь – не вернешься, – просто сказала она.
– Что же делать?
Старуха улыбнулась со зловещей печалью.
– А не идти тоже нельзя, еще хуже будет.
«Она меня дурачит», – решил Каковенко. Он выдернул руку и злобно посмотрел на бабку.
Та как ни в чем не бывало занялась бутербродом. Каковенко поразило то обстоятельство, что рот у нее полон совершенно целых зубов.
– Хорошая колбаса, – заявила старуха, облизываясь, – давай второй, научу, что делать.
Не отдавая отчета в своих действиях, Каковенко автоматически достал из кармана второй бутерброд и протянул его старухе на ладони, словно пасхальное яйцо.
– Ай, браво! – воскликнула гадалка. – Широкая натура. Последним поделился. Как же такого губить? Нельзя никоим образом. Слушай, голубь мой. В домик тот не ходи. Ты понял?!
Каковенко завороженно кивнул.
– А идти тебе надо тем путем, каким ты уже раз пошел. Ты понял?!
Он вновь кивнул.
– Как попадешь в проход, иди все время направо. Узнать настоящий проход нетрудно. Первый раз ты до него не дошел, Хозяин помешал, а теперь должен дойти. Только надо всюду поворачивать вправо. Ты понял? И, главное, не шуми. Иди осторожно. До места дойдешь, жди. И ни звука. Ты будешь наверху, они внизу. Стой и смотри. Если заметят, уходи. Но нужно идти назад только задом наперед.
– Да как же это?! А если споткнусь?
Старуха пожала плечами и промолчала.
– А если вообще никуда не пойду? Вернусь домой, и дело с концом…
– Никак нельзя. Через день умрешь.
Оглушенный этим сообщением, водопроводчик некоторое время находился в полном замешательстве. Старушка поднялась, снова скрипнула калитка, и на улице Бебеля воцарилась первозданная тишина.
Каковенко очнулся и посмотрел на калитку, за которой скрылась бабка.
«Налево пойдешь – не вернешься, направо пойдешь – совсем пропадешь, а прямо пойдешь – и вовсе сгниешь, – подумал водопроводчик, – прямо, это значит домой, к Дуське».
Он набрал полную грудь воздуха и с силой выдохнул. Решение было принято.
– Пойду направо, – вслух огласил решение Каковенко и поднялся со скамейки. Тем путем, каким уже шел: это она, наверное, про колодец говорила. Придется снова лезть в проклятую дыру. И он отправился назад в город.
Начинало темнеть, но колодец он нашел сразу. Да и как его забудешь. Каковенко раздобыл две железки и сноровисто открыл люк. С минуту он постоял перед черным зевом, потом решительно начал спуск, не забыв задвинуть за собой крышку. Осклизлые металлические штанги спуска кое-где поросли мхом. Возможно, после него сюда никто не спускался. Наконец он на дне. Водопроводчик достал фонарик и посветил по стенам. А если кольца, которое открывает ход, нет?
Но кольцо было на месте. Каковенко осторожно кончиками пальцев дотронулся до кольца и сам поразился, как дрожат его руки. Металл казался теплым на ощупь. И Каковенко отдернул руку, точно обжегся.
«А может, наврала проклятая ведьма, может, стоит отправиться домой? Откуда она могла знать? Что, черт возьми, вообще происходит?» Он в который уже раз задумался, потом машинально достал сигару и раскурил ее. Нет, знала старуха! Точно знала! Назад дороги нет. Сам напросился! Никто его туда не тянул. Хотел прославиться, вот и прославился. Эх, Дуся, Дуся! Сгубили парнишку.
Постой, постой! Не рано ли паникуешь?! Крепкая сигара неожиданно придала уверенности. Он с силой дернул кольцо. Обросшая мхом стена подалась, и перед ним открылся ход. Не раздумывая, водопроводчик шагнул вперед.
Сколько он тут не был, лет пять, шесть? Каковенко провел лучом по каменным стенам. На века делали, ни одной трещины в своде. Да что там свод! Даже между кирпичами шов раствора словно вчера положили, так чист и ровен. Только местами бороды мха свешиваются со стен.