— Значит, после завтрака, прямо перед тем как приехала Клотильда, она возвращается в спальню, чтобы его разбудить. А он в той же самой позе, не двинулся ни на дюйм. Она подходит с его стороны кровати, а у него широко открыты глаза. Рот перекошен, слюна течет, испуганный взгляд. Парализован.

— Кто об этом знает?

— Ну, если ты не...

Юбер прокрутил в голове события дня — встреча с Гуландром из префектуры, ленч с британским консулом, звонки от Массена из совета правосудия, Миссоне из совета по труду, дюжина других. Но никто из них не обмолвился ни словом. Непохоже, чтобы кто-нибудь из них мог что-то слышать. Ни намека, ни шепота. Офису мэра каким-то образом удалось все удержать в руках, но это ненадолго. Еще год до выборов, а Доде вывалился из обоймы. Или готов вывалиться.

Юбер похолодел. Он тут же понял, что у матери на уме. Она хотела, чтобы он примерил сапоги Доде. Выставил свою кандидатуру, начал предвыборную кампанию...

— Ну? — Она подвинулась на краешек дивана и погасила наполовину выкуренную сигарету в пепельнице. — Это твой шанс, Юбер. Кто там еще? Скажи. Видишь, не можешь.

— Я не хочу этого, маман.

— Твой отец тоже не хотел.

Наступила тишина, если не считать равномерного тиканья дедовых часов и отдаленного урчания машин внизу на улице.

— Милый мой, это твой большой шанс. — Она сменила тон, но не направление. — Конечно, если ты на самом деле не хочешь...

Мадам де Котиньи не закончила фразу, переведя внимание на складки юбки. Глубоко обижена, глубоко разочарована, но все понимает.

Это всегда ее первый ход, Юбер знал по опыту. Но далеко не последний.

Он ждал, когда она продолжит. Мать не обманула его ожиданий.

— Твой отец ни минуты не сожалел об этом. Ты знал? — Она почти всхлипнула при воспоминании. — Он думал, что будет ненавидеть это, но полюбил. Это в крови, понимаешь? И от этого никуда не денешься, мой милый... — Теперь она увещевала, но мягко, тихо. Потом ее тон стал резким, почти холодным. — Но, как я сказала, если ты действительно намерен оставаться в этом... как его? В планировании...

Мадам де Котиньи точно знала, чем занимается Юбер. Ненавидела даже мысль об этом. С трудом произносила это слово. Планирование? Для де Котиньи? Не более чем заштатная должность. Политический застой. Полезная, конечно, для движения наверх, но не на пять же лет. В Марселе есть единственная достойная должность, своевременно освободившаяся этим утром, и она хотела, чтобы это кресло получил ее сын. Мэр. Настало время для Юбера подниматься в этом мире наверх. С их связями они не могут ошибиться. Если бы только сын был сильнее, ближе к реальной политике...

— Посмотри на Ширака, — гнула свое она. — Он был мэром.

— Парижа, маман.

— Марсель, Париж... Какая разница? Это первый шаг. Важный шаг. Тут или там, не имеет значения. — Ее голос вдруг стал мягким, почти неуверенным. — Я знаю, твой отец захотел бы этого. Он был бы так горд...

Тихонько постучав, Луиза заглянула в гостиную и объявила, что обед подан. Мадам де Котиньи допила свое виски, и Юбер встал, чтобы проводить ее в столовую.

Конечно, новость о Доде — потрясающая. Но, отодвигая для матери стул и помогая ей сесть, одну вещь де Котиньи знал наверняка. Даже если бы он захотел, у него нет возможности выставить свою кандидатуру на пост мэра. Сейчас уж точно. После того, как он просмотрел ту видеокассету.

После обеда мать изложила свои планы по его продвижению, но Юбер слушал вполуха. Мыслями он все время возвращался к той осаде в кабинете три дня назад с непрошеным гостем. Он словно наяву опять видел его, высокого, с темным лицом, копной мягких черных волос, в изысканной одежде, с понимающей улыбкой и мягкими разъяснениями. Знакомое лицо, он будто видел его где-то...

Потом кассета, вставленная в видеоплейер, — та квартира на Кур-Льето. Он узнал ее сразу. Мелькание тел, удары палкой, хриплые стоны на звукозаписи... Это сопровождалось простым требованием, что надо тому человеку, в то время как на экране менялись изображения. Будто у него, де Котиньи, была альтернатива, когда он смотрел свою игру с нарастающим, леденящим душу ужасом. А если бы гость узнал всю историю? — подумал де Котиньи. Хотя кто сказал, что он не выяснит все до конца?

А теперь, если мать добьется своего, в невольниках у незнакомца будет не только руководитель городского планирования . Если Юбер сделает то, чего она хочет, — выставит свою кандидатуру на пост мэра и будет избран, — тот парень получит на стол еще большую рыбу. Об этом не могло быть и речи. Но Боже, как рассказать обо всем матери?

Мадам де Котиньи помогла ему надеть пиджак, передала кейс и поцеловала на прощание. Она погладила его по щеке, ласково, с гордостью...

Ей не нужно ничего говорить. Но он должен сказать. И, застегивая пиджак, Юбер пообещал ей подумать. Как и ожидалось, на глазах у матери выступили слезы.

По дороге домой Юбер де Котиньи остановился в Эндуме, открыл дверцу авто и отдал свой обед кювету.

44

— Ты ведь не забыл, нет?

Голос в его мобильнике, когда Жако направлялся домой, вдруг стал знакомым. Низкий, с едва заметным сентиментальным акцентом.

Сидне. Сид и Сезар Месниль. Обед. Четверг. Несколько друзей... бутылка-другая... Возможно, кускус... ничего особенного. Это было краткое описание. Это то, что Сид сказала, позвонив. Пригласила его неделю назад.

Но Жако забыл. Хотя и не признался в этом.

— Мог ли я забыть?

— Известно, — подозрительно пробормотала Сид. — Я знаю, что ты... помнишь?

— Только я буду один.

— Бони вызвали?

— Сама понимаешь.

На другом конце линии послышался резкий вздох. С Сидне Месниль не было нужды толочь воду в ступе.

— И?

— И ничего, Сид. Просто я буду один.

— С тобой все в порядке? Скажи мне, Даниель.

— Позже, возможно. А сейчас я пытаюсь добраться домой. А движение убийственное. Увидимся в... во сколько? В восемь, да?

— В восемь тридцать.

— Восемь тридцать? Отлично. — Он отключился, пока она не успела спросить что-нибудь еще.

Это был типичный для Сид и Сезара вечер. Никаких формальностей, никакого распределения ролей. Дюжина гостей — коллеги Сезара из университета, друзья Сид, люди, которых они знали многие годы, с которыми они только что познакомились, но уже прониклись к ним симпатией, — рассредоточились по квартире Меснилей. Они сидели, стояли, кочевали из комнаты в комнату, курили, пили, когда хотели, накладывали себе еды — кускус, как было обещано, десяток разных салатов, тарелки со всякой всячиной, теплые булочки, фрукты, сыры, подносы со сладкой, как мед, пахлавой с рынка в Бельсюнсе, — разложенной на длинном раскладном столе на лоджии. Джон Кольтран создавал музыкальный фон.