– Да, папа.

– Сейчас же топайте на автобусную остановку. Там сядете на автобус до Эдендейла. Автобус номер двадцать шесть. Он остановится на углу Бэнк-стрит, рядом со старой библиотекой. Как оттуда идти, ты знаешь. Деньги в конверте на столе, на дорогу вам с Дагги хватит.

Уилл молчал.

– Ничего не перепутаешь?

– Нет.

– Еще в конверте письмо для вашей тети. Его, Уилл, не открывай. Тетя Морин сама откроет и прочитает его. А здесь – две плитки шоколада, специально для вас приберег. Каждому по одной. Вы любите такой, с орешками.

Лич криво усмехнулся и проглотил застрявший в горле ком.

– И, Уилл… ты отвечаешь за нашего малыша Дагги – с ним все должно быть в порядке, хорошо? Обещаешь? – спросил Лич.

– Обещаю, – ответил Уилл.

– Молодец.

Лич обнаружил, что его опять потянуло к ружью. Времени оставалось совсем мало. И говорить больше было не о чем.

– Все, что я делал, – это чтобы спасти нашу ферму для вас. На будущее. Понимаете?

Мальчики кивнули, почувствовав, что отец ждет от них именно такого ответа. Но по их лицам Лич видел, что они не поняли ничего. И наверно, никогда не поймут. Когда они подрастут, мать вобьет им в головы другую историю – что их отец был слабым дураком, пьяницей, хулиганом, преступником. Но это неправда. На самом деле он был всего лишь человеком, который все поставил на кон и проиграл. Да, пожалуй, мальчики так никогда и не поймут этого. Если им повезет.

– Папа? – позвал его Уилл.

– Да?

– Когда нам ехать?

– Прямо сейчас, сынок, – ответил Лич. – Пока еще светло.

Он не сводил взгляда с сыновей, спрашивая себя, что еще он должен сделать. Существовали вещи, которые всегда делала Ивонна и о которых он не имел понятия. Он смутно сознавал, что часть заботы на себя взял Уилл – каким-то образом маленький Дагги, похоже, всегда был умыт и причесан. Но должно же быть что-то такое, что делает отец, когда присматривает за сыновьями, какие-то мелочи, выражающие его заботу. Особенно когда он с ними прощается.

Лич заметил, что у Дагги завернулся воротник куртки. Это выглядело неопрятно. Он протянул измазанную в грязи руку, чтобы поправить воротник, и его пальцы прошли так близко от щеки Дагги, что он почувствовал теплую кожу ребенка. Дагги дрожал, и в его глазах ясно читался страх.

Лич повернулся к Уиллу, но старший сын уклонился в сторону, и рука Лича безвольно опустилась, так и не коснувшись его. Он почувствовал легкий приступ боли и злости, который прошел так же быстро, как начался, оставив Лича безучастным. Безучастным и готовым.

– Тогда давайте двигайте.

Он наблюдал за тем, как мальчики бредут через двор и вниз по тропинке, не оглядываясь назад. Он посмотрел на коров, чьи головы виднелись над оградой загона. Они так и не поняли, почему их держат в загоне, если на полях еще много травы, которую можно было бы есть. Но с ними все будет в порядке.

Лич вернулся в кухню и уткнулся взглядом в окно. Дождь оставлял на оконном стекле грязные следы, и мир за окном казался мутным и далеким. Пустошь заволокли низкие облака. Под деревьями у вершины холма стояла машина, но и это его больше не трогало.

Находившиеся в непосредственной близости предметы, напротив, казались живыми, весомыми и нестерпимо значительными. Одежда мальчиков, висевшая на вешалке в прихожей, как ножом резала его сердце яркими цветами, а запах мокрой земли от его сапог так резко бил в нос, что на глазах выступали слезы. Хаос, сгустившийся вокруг, ожил и теперь кишел существами, собравшимися, чтобы обглодать его тело. Если он задержится здесь хоть ненадолго, эти паразиты сожрут его живьем. Но он не оставит им шанса.

Автобус номер двадцать шесть на Эдендейл опаздывал. Его задержали дорожные работы, и светофоры в Бэйкуэлле, и старая леди, которая поскользнулась при входе, когда доставала из сумочки свой билет. Водитель потерял несколько минут, пока суетился над ней, чтобы убедиться, что все обошлось. Его беспокоила не возможная жалоба на халатность. Просто дочь этой пожилой женщины знала его жену, и на него смотрели пассажиры, и с многими из них он был знаком.

Уилл и Дагги Лич со школьными рюкзачками стояли на автобусной остановке. В рюкзаках лежала сменная одежда, их пижамы и зубные щетки. Водитель не удивился, увидев мальчиков одних. Одно время он работал на школьном автобусе и хорошо помнил этих ребят. Когда дети Лича только начинали ездить в школу, на остановку их провожала мать, а иногда – их раздражительный отец, который, похоже, никогда не сказал никому ни одного доброго слова. Водитель считал Уилла довольно угрюмым для своего возраста. Наверное, через несколько лет он станет таким же, как его отец. А Дагги ему было жалко: тот всегда выглядел несчастным, а сегодня даже больше обычного.

Водитель взял у мальчиков плату за проезд и мельком глянул на них, пока они пробирались к свободным местам. Потом он отпустил тормоз, нажал на сцепление и забыл о них, разгоняясь на спуске с пустоши, петлявшем по направлению к шоссе А515.

Лицо Уилла неподвижно застыло. Но он видел, что на глаза Дагги навернулись слезы. Как только автобус повернул на спуске, Уилл грубо схватил брата за плечо и сунул ему в руки свою шоколадку.

– На, возьми мою, – сказал он. – На самом деле я их совсем не люблю.

Автобус едва отъехал от остановки, когда послышался ружейный выстрел. Мальчики оглянулись на ферму. Сквозь стук мотора автобуса, подъезжавшего к холму, они слышали хриплые жалобы грачей, рассевшихся на буковых деревьях над их домом и безысходно завывшую во дворе их старую собаку Молли.

А затем наступила тишина. И эта тишина звучала громче, чем выстрел.

Глава 31

Марк Рупер остановился на дороге, которая вела на Рингхэмскую пустошь, и осторожно коснулся лица там, где его ударил Лич. Разбитая губа и выбитый зуб. Если с Оуэном все было в порядке, он знал, что должен чувствовать негодование, как и другие его знакомые смотрители. Но вчерашний арест Оуэна сбил его с толку. Марк знал, что, если бы Оуэн находился на свободе, он пришел бы сюда, чтобы проверить свою стену. Сейчас вместо него это делал Марк.

Когда Марк проходил по дороге над фермой «Рингхэмский хребет», он заметил женщину в желтой куртке, взбиравшуюся к Хаммондской Башне. Впервые за последнюю неделю он видел женщину, которая гуляла в одиночку. О том, как опасно женщине появляться здесь одной, предупреждали множество раз. Но некоторые никак не могли уняться. Что-то тянуло их сюда, как тех женщин, которых привлекает связь с приговоренными убийцами и насильниками.

Он принес другой рюкзак из дома, поскольку тот, что он обычно брал с собой в обход, сейчас находился в брифинг-центре, опечатанном полицией. Но по крайней мере, в этом рюкзаке лежал бинокль. Направив его на женщину, Марк следил, как та, пробравшись сквозь заросли высокого вереска, вышла на открытую поляну. Она остановилась и огляделась. И тут Марк увидел ее лицо. Он узнал длинный красный шрам, изуродованную щеку, изувеченный глаз. Он видел ее фотографию в эдендейлском отделении полиции, куда его три дня назад вызывали для дачи показаний. Если бы даже он и не узнал ее, ему все равно пришлось бы предпринять какие-то действия. Одинокие женщины на Рингхэмской пустоши больше не были в безопасности.