— Ты не знаешь, куда он уехал?
— Нет.
— А что он за человек?
— Шаперон? Хороший мэр. Порядочный человек. Вежливый, постоянно улыбается, всегда найдет доброе слово, остановится и поговорит. Умная голова, не то что некоторые.
Он указал на дом, стоявший ниже по улице. Сервас догадался, что «некоторые» стали излюбленной мишенью самозваного консьержа. Мартен почти наверняка был уверен, что помянутые персоны не могли бы стать фигурантами жалобы по поводу сексуального шантажа. С этими самозваными консьержами была просто беда. Они навязывали свои услуги и часто ошибались объектом. Как правило, такие личности действовали парами: муж и жена, и такие дуэты представляли собой грозную силу.
— Что происходит? — спросил человек с ружьем, не скрывая любопытства. — После всех этих происшествий все закрылись в домах. Кроме меня. Если явится этот псих, уж я его встречу…
— Спасибо, — сказал Сервас. — Иди домой.
Тот что-то проворчал, повернулся спиной и крикнул через плечо:
— Если вам понадобятся какие-нибудь сведения, я живу в доме номер пять! Моя фамилия — Лансоннер!
— Не хотела бы я иметь такого соседа, — сказала Циглер, глядя ему вслед.
— Тебе надо больше интересоваться ими, — заметил Сервас. — Среди них обязательно такой найдется. Они есть повсюду. Пошли!
Он поднялся по лестнице и через разбитое окно пролез в дом.
Под подошвами хрустели осколки стекла. Кожаный диван, ковры на паркете, стены обшиты панелями, все тонет в полумраке. Сервас нашел выключатель и включил люстру под потолком. Наверху лестницы показалась Циглер и занесла ногу над подоконником. За ее спиной сквозь деревья просвечивали огоньки долины. Она огляделась. По всей видимости, они попали в кабинет Шаперона или его бывшей жены. Этажерки и полки с книгами, на стенах старинные фотографии, на них — горные пейзажи, пиренейские деревни начала прошлого века, улицы, по которым в фиакрах едут мужчины в роскошных шляпах. Сервас вспомнил, что были времена, когда на пиренейских водных курортах, популярных наравне с Шамони, Сен-Морицем или Давосом, собирался весь цвет парижского общества.
— Надо попытаться найти Шаперона, если только его тоже где-нибудь не повесили, — сказал Сервас. — Придется все здесь перерыть.
— Что будем искать?
— Узнаем, когда найдем.
Он вышел из кабинета. Дальше шел коридор, в глубине которого виднелась лестница.
Сервас принялся одну за другой открывать двери. Гостиная. Кухня. Туалеты. Столовая.
На лестнице шум шагов заглушал старый ковер, крепившийся металлическими уголками. Лестничная клетка, как и кабинет, была обшита светлым деревом. По стенам развешаны старые ледорубы, кошки, кожаные ботинки, лыжи — все то, что раньше составляло экипировку альпиниста и лыжника в горах. Сервас остановился перед одним снимком. Как святой столпник, альпинист стоял на вершине узкого скального гребня, взмывавшего вертикально вверх. Мартен почувствовал холодок в животе. Как может человек забраться на такую головокружительную высоту? А он стоял как ни в чем не бывало на краю пропасти и улыбался фотографу, который снимал его с другой вершины. Тут до Серваса дошло, что улыбающийся альпинист — это Шаперон собственной персоной. На другом снимке он висел над пропастью, спокойно сидя на обвязке, как птица на суку, а под ним — сотни метров пустоты. Только какая-то ничтожная пеньковая веревка удерживала его от неизбежного падения. Внизу виднелись долина, река и деревни на берегу.
Сервас охотно спросил бы у мэра, что испытывает человек, парящий над пропастью. В особенности если его туда подвесил убийца. Интересно, голова так же кружится или нет? Весь интерьер дома представлял собой храм, посвященный горам и преодолению самого себя. Мэр, в отличие от аптекаря, был сделан из другого теста, прошел иную закалку. Подтверждалось первое впечатление от встречи с Шапероном на электростанции: человек невысокий, но крепкий как скала, любитель природы и физических нагрузок, с львиной гривой седых волос и вечным загаром.
Потом, в автомобиле на мосту, Сервас увидел другого Шаперона, затравленного и помертвевшего от ужаса. Между двумя этими образами — убийство аптекаря. Сервас задумался. Гибель коня, несмотря на всю жестокость, не произвела на него такого впечатления. Почему? Потому что это был конь? Или тогда он еще не чувствовал, что поймал цель? Сервас продолжил осмотр, мучимый ощущением, что надо действовать как можно скорее. Оно не покидало его с того дня, когда он оказался в кабине фуникулера. На этом этаже располагались ванные, туалеты и две жилые комнаты. Одна из них явно была главной. Он начал ее осматривать, и его сразу охватило странное чувство. Сервас нахмурился и обвел комнату глазами. Его беспокоила одна мысль.
Шкаф, комод, двуспальная кровать. Однако, судя по форме матраса, на ней уже давно спал только один человек. Возле кровати — стул и ночной столик.
Комната разведенного мужчины, который живет один. Сервас открыл шкаф.
Платья, блузки, юбки, свитера и пальто… Женские вещи. Внизу — сапожки на каблуках.
Он провел пальцем по ночному столику: густой слой пыли, как в комнате Алисы.
Шаперон не жил в этой комнате.
Ее, скорее всего, занимала мадам Шаперон перед разводом.
Как и Гриммы, Шапероны жили в раздельных комнатах.
Эта мысль взволновала Серваса. Инстинкт подсказывал, что он что-то нащупал. Снова возникло внутреннее напряжение, чувство опасности, надвигающейся катастрофы. Он на миг увидел Перро в кабине канатки, его рот, сведенный криком. У Серваса закружилась голова, и он оперся на спинку кровати.
Вдруг раздался крик:
— Мартен!
Он выскочил на лестничную площадку. Это был голос Циглер, и шел он откуда-то снизу. Сервас сбежал с лестницы и увидел, что дверь в подвал открыта. Мартен ринулся туда и оказался в просторном подвальном помещении, облицованном необработанным камнем. Видимо, оно служило котельной и прачечной. Здесь было темно, но вдалеке виднелся свет. Он пошел на него и оказался в комнате, освещенной лампочкой без абажура. Подернутый дымкой круг света оставлял углы в темноте. Верстак, по стенам на пробковых панелях развешано альпинистское снаряжение. Циглер стояла возле открытого металлического шкафа. На дверце болтался висячий замок.
— Это еще что?..
Он запнулся и подошел. В шкафу висел черный плащ с капюшоном и стояли сапоги.
— Это еще не все, — сказала Циглер и протянула ему обувную коробку.
Сервас открыл ее и поднес поближе к свету. Кольцо он узнал сразу. Буквы те же: «CS». Кроме кольца — старая пожелтевшая фотография. Четверо парней стоят плечом к плечу, все одеты в черные плащи с капюшонами. Точно такой же висит в шкафу Шаперона, такой же плащ был на трупе Гримма и такой же найден в домике на берегу… Лица у всех четверых закрыты капюшонами, но Сервас различил вялый подбородок Гримма и квадратную челюсть Шаперона. Солнце поблескивает на черных плащах, делая капюшоны еще более зловещими и нелепыми. Вокруг простирается солнечный, буколический пейзаж, будто бы даже слышно пение птиц.