Босс прохрипел:
– Ладно-ладно, ты победил!.. Я вижу, сейчас убьешь. Но, прежде чем застрелишь, расскажи, что ты задумал?
– Щас, – ответил я, – разбежался.
И, выдернув пистолет, нажал на скобу. Рукоять в ладони дернулась, будто лягнул конь. Две пули распластали его на полу, как медузу. Глаза расширились в сильнейшем изумлении, как же так, я должен долго злорадствовать, глумиться, похваляться победами, рассказывать во всех подробностях свои планы на ближайшие сто лет вперед…
Я шагнул ближе, благоразумно не приближаясь, однако прицелился в лоб и повторил:
– Щас!
Грянул выстрел, над переносицей образовалась дыра, в которую пролез бы кулак. Торкесса, волнуясь грудью, спросила испуганно-щебечущим голосом:
– Застрелил? Насмерть?
– Да, – ответил я, – хоть и допустил неосторожность.
– Какую?
– Я ответил: «Щас», а уж потом нажал на курок. Умнее сперва стрелять, а потом рассказывать. После двух контрольных выстрелов.
Она вздохнула и прижалась ко мне теплым мягким боком. Я напряженно всматривался в проем, не мелькнет ли кто еще, хотя босс всегда попадается в конце, но хрен знает, что за режиссер, вдруг что экспериментальное или неумелое, а рядом вздохнуло, словно выдохнула молодая яловая корова. Меня обдало теплым домашним воздухом, к плечу прикоснулось волнующе-мягкое, упруго-мягкое, я мог не оглядываться, по участившемуся току крови в теле ощутил, что торкесса нежно и зовуще прижалась грудью.
Вздохнув, я чуть отстранился, пальцы подрагивают на оружии. Если кто все же появится, надо успеть выстрелить первым. Именно так несколько странно определяется правота, но это непонятно только для какой-нибудь дурацкой галактической логики, а не для земной, человеческой… нам всегда все понятно. А что непонятно, то и фиг с ним.
Рядом послышался вздох, я наконец скосил глаза, торкесса смотрит с обидой.
– Что-то случилось? – спросил я.
– Наверное, – ответила она с непониманием в глазах. – Вы так настойчиво от меня требовали…
– Чего?
Она высоко подняла красивые брови.
– Близости, чего же еще требуют мужчины?
Я покачал головой, глаза не отрывали взгляд от проема.
– У нас несколько разные системы знаков. У вас, как у муравьев, знаковая система неизмеримо богаче, я смиряюсь. Возможно, вы еще умеете переговариваться, как те же муравьи, феромонами, танцами и тактильными…
– Умеем, – подтвердила она оживленно. – Я могу обучить этому языку…
Зов был силен, я чувствовал в ушах звон, а в глазах начало темнеть от оттока крови, зато в нижней части потяжелело, словно я сидел в ванне с горячей водой.
– Рано…
– Дорогой, – проворковала она, – убери пистолет… Я понимаю, это так мужественно, когда с пистолетом, некоторым самцам это добавляет, усиливает, повышает…
Я обернулся, труп уже начал шевелиться, приподнялся на локте, ранка на лбу затянулась, оба глаза смотрят с нечеловеческой злобой. Я выстрелил дважды, босс вздрогнул и распластался снова. На этот раз руки разбросал, будто решил тренироваться, как будет выглядеть на кресте.
Торкесса прошептала с глубоким уважением:
– Так ты…
– Ага, – ответил я и сунул пистолет за пояс.
Мы прошли несколько шагов к лестнице, что ведет вниз, я подобрал автомат, проверил диск. Торкесса спросила с недоумением и боязливостью:
– Ожидаешь внизу… кого-то еще?
– Да, – ответил я, – но только не внизу.
Круто развернувшись, выпустил длинную очередь в набегающего в продырявленном плаще босса. Шляпу уже потерял, на квадратной голове блестели две крохотные клеммы, лицо позеленело и вытянулось, а рук уже шесть, если не восемь… Пули остановили, закачался, куски раскаленного металла рвали его тело, потекла кровь, уже не красная, а ядовито-зеленая, куски плоти шлепались на пол, дымились и быстро испарялись, как сухой лед.
Автомат поперхнулся, я отшвырнул, выхватил пистолет и снова всадил по пуле в глазные впадины. Монстр упал навзничь. Я стоял над ним с пистолетом в вытянутой руке, торкесса шумно дрожала сзади. Вокруг монстра возникла дымка, я ощутил холод, словно испарялась лужа жидкого кислорода, тело монстра задрожало, начало истаивать, через пару минут остался только скелет, но и тот, как сосулька на горячей плите, исчез, превратился в пар.
Торкесса вздрагивала, зубы стучали, а глаза стали размером с блюдца.
– Как он… как он мог…
Я сказал задумчиво:
– Есть вещи и куда более странные, чем это оживление из мертвых…
– Что?
– Как он ухитрился из шестизарядного магнума выстрелить восемь раз подряд?
Мы молча уставились друг на друга. Либо магнумы начали выпускать в новой модификации, что немыслимо… немыслима не новая модификация, а что мы не знали о таком, либо наш противник обладал какими-то неведомыми способностями.
Я внимательно осмотрел пистолет, волосы зашевелились на загривке. Торкесса спросила пугливым шепотом:
– Что?
Я выдернул пустую обойму, молча показал. Она посчитала, шевеля губами и показывая розовым, как конфетка, пальчиком: в самом деле, поместились бы восемь патронов. А девятый в стволе!
– Это, – прошептала она, – неземное оружие!
– Черт…
– Оно сделано не на этой планете!
– Но как же тогда?
Снова мы уставились друг на друга. Наконец я сказал тупо:
– Если это неземное оружие… тогда это… тогда его использовали неземляне? А раз неземляне, то… инопланетяне?
Она покачала головой, в глазах дикий ужас.
– Но это же… это немыслимо!
– Почему?
Она прошептала еще тише:
– По всеобщему закону… по договоренности… все высокотехничные цивилизации, попадая на планеты с более низким уровнем технологии, могут использовать только то оружие и те средства, что имеются там.
Я кивнул понимающе:
– Понятно, почему никаких бластеров и световых мечей… Но какой-то хитрец сумел замаскировать свою технологию под простой пистолет! Есть и среди вас не полные идиоты. Сам бы так сделал, нет ничего слаще, чем нарушить закон! Никакой оргазм не сравнится.
Она смотрела, шокированная, я улыбнулся ей бесстыдной улыбкой. Почему-то эти дуры полагают, что мы за траханье все отдадим и от всего откажемся. Подумаешь, траханье. Вот знакомая бухгалтерша признавалась, что, когда баланс сходится, наслаждение выше, чем если бы переспала с Ричардом Гиром, Куртом Расселом и даже поручиком Ржевским, вместе взятыми. А про нас, мужчин, и говорить неча, для нас многое выше.