Это было непонятно и страшно – жить постоянно в таком диком напряжении. Как ни пыталась Лена расспросить мужа, не могла, он, слушая ее вопросы, словно зверел, напрягался, наливалось лицо кровью, готов был кричать, только присутствие дочки сдерживало. И еще вдруг напиваться стал. Явно чего-то боялся. Вот так и жили, будто на бочке с порохом: горит вокруг, а когда взорвется, не угадать. А потом этот ночной выстрел…
Она так никому и не сказала, что следующей ночью, после того как в доме учинили почти разгромный обыск милиционеры, пришли еще и двое «черных», которых она не знала, и, пригрозив ей ножом, стали тоже что-то искать, переворачивая в доме все вещи, которых и было-то немного. Ничего не нашли, как и те милиционеры, и ушли, пригрозив, что зарежут ее с дочкой, если они кому-то хоть слово скажут. Больше никто не приходил, только Вячеслав Иванович. Он пообещал позаботиться о пенсии на ребенка, но вон уж сколько времени прошло, а никаких сведений. И почтальонша не знает. У кого спрашивать, тоже неизвестно. Так и живут, пока лето, что-то можно запасти на зиму – с огорода, у рыбаков можно подработать. Все какой-то доход, а потом что будет, неизвестно. Да и работы в станице – кот наплакал, она теперь на любую согласна, да нет ее, и этой «любой»… Нехорошо, опять же, люди пришли, рано еще, поди, не завтракали, а угостить нечем. Был бы Егор жив, такого б не случилось… Вон о чем она думала…
Филипп посмотрел на Александра странным взглядом, видно, крепко его задел рассказ женщины – по годам еще совсем молодой, а по глазам – словно прожившей долгую и тяжелую жизнь.
Пока Лена рассказывала Турецкому то, что ему было известно, а он старательно протоколировал свои вопросы и ее ответы, Филипп внимательно перелистывал книги доктора, стоявшие на этажерке, как стояли еще при его жизни. Обычный набор – по различным болезням, по диагностике, справочники лекарственные… Издания были старые, то есть, купленные не в последние годы, а в те, когда будущий доктор, вероятно, еще учился в институте и мечтал о прекрасных своих перспективах.
Двенадцатилетняя Таня сидела смирно в своем уголке, где у нее стояла кровать, письменный стол со стулом и полка с учебниками и несколькими книжками для чтения. Небогато, конечно. И уголок ее был отделен от большой комнаты высокой ширмой из трех створок.
Поставив очередной справочник на место, Филя прошел к девочке, улыбнулся ей и что-то спросил, та ответила. Филя негромко еще что-то спросил, Таня улыбнулась. Лена испуганно посмотрела на дочь и незнакомого ей человека. Турецкий успокоительно тронул пальцами ее подрагивающую руку, лежащую на столе. Сказал очень тихо, одними губами:
– Не бойтесь и не волнуйтесь, он – очень хороший человек, беды не сделает. Пусть поговорят, смотрите, как девочка улыбается. Я думал, что это невозможно…
Лена кивнула, не отрывая взгляда от них.
– Давайте сейчас закончим, подпишем, как положено, и у меня еще будет несколько вопросов, но без протокола. А если у кого-то возникнет вопрос, о чем я спрашивал, говорите правду: все одно и то же. Ничего нового.
Лена, словно машинально, кивнула: похоже, она не слушала, а лишь смотрела на дочь, беседующую с новым человеком так, будто они были уже знакомы.
И вдруг девочка рассмеялась, вторил ей и Филя. Потом обернулся к сидящим у стола хозяйке и Сане.
– Слушайте, ребятки… – Лена вздрогнула, может, от такого странного обращения или от интонации, с какой было сказано. – К сожалению, не могу проявить инициативу и сбегать в лавочку. Но попросить, наверное, могу? Лен, может, вы, а? Сане тоже – не очень удобно. Сходите, а? Я деньги дам, купите чего-нибудь вкусненького пожрать, а то от него не допросишься, – он кивнул на Турецкого. – А у Дуси я ничего путного в ее погребах и подвалах не обнаружил. По-моему, этот тип все, что мог, уже давно там подъел.
Филя лукавил, но настроение в доме как-то сразу поднял. Лена засуетилась, готова была бежать, да оно и недалеко. Вот только чего брать? И Филипп, ласково погладив девочку по головке, поднялся и, взяв женщину под локоть, вывел из комнаты в прихожую. Что он там говорил, неизвестно, но вернулся улыбаясь.
– Слышь, Тань, сейчас мать принесет нам кое-чего вкусненького, вот мы и рубанем по полной, идет? Сам тебе одну очень вкусную штучку приготовлю…
И девочка, глядя на него, улыбалась.
– Чего ты затеял? – Александр не то чтобы удивился, но не совсем понял, к чему Филя задумал устраивать «обед» – время вроде не то.
– А ты не понимаешь? – тихо спросил Агеев. – Я-то думал, у тебя тут, – он ткнул себя пальцем в грудь, а потом в лоб, – есть что-нибудь путное. Саня, люди ж только на картошке да на ухе из рыбьих потрохов сидят, вон, помидоры еще есть пока, а ты – с вопросами. Сейчас Ленка принесет, я и приготовлю на керосинке, и мы тоже перекусим маленько, чтоб дешевой благотворительностью эта акция не смотрелась. Есть у меня одна мысль, но скажу чуть попозже…
– Ты чего там задумал-то? Смотри, у них денег-то лишних нет, откуда Лена возьмет их на твои фантазии? Хуже б не было. То ничего не берет в магазине, а то скатерть-самобранку расстилает. Как соотносится? Народ-то вмиг заинтересуется.
– Не волнуйся, предусмотрел. Ладно, заканчивайте свою канитель, а я еще с девочкой поболтаю…
Лена вернулась с двумя большими пакетами. Поставила их на пол и смущенно поглядела на Филиппа, и тот спросил:
– Ну, и кого это интересовало? – он улыбнулся, и она робко ответила на улыбку. – Давай только покажи, где у вас во дворе кухня там и прочее.
Она кивнула.
– Слушайте, чего вы задумали? – Турецкий обеспокоенно посмотрел на Филиппа.
– Да ничего, не мучайся… Просто я предупредил Лену, что если кто спросит, куда столько, чтоб ответила: Танькин дядя приехал. С Севера, долго работал там, ничего не знал, а теперь вот… ну, в общем, выручать родню приехал. Раз больше некому. Чего смотришь? Как приехал, так и уедет, дела найдутся срочные. И никакой маскировки. Таня сказала, что я на ее отца похож. А ты что скажешь, Ленка? – уже по-свойски спросил он.
– Правда, похож, – она улыбнулась, а потом как-то пригорюнилась. Вспомнила, конечно.
– Ну, а раз похож, какие вопросы к дяде Филиппу? Верно, Тань?
Девочка улыбнулась и кивнула. А Филя, забрав пакеты, вышел во двор. Вскоре Лена вернулась и села напротив Турецкого, готовая отвечать дальше. Но он видел, что ее гораздо больше интересовало то, что происходит во дворе, куда вслед за Филей ушла и девочка.
«Ну вот, – подумал Турецкий, – новая метла все метет по-своему! А впрочем, ничего страшного не произошло. Просто Филя таким ловким образом дешифровался. И скрываться ему нет нужды. Мало ли народу тут ездит»…
Он еще записал несколько ответов, и Лена как-то облегченно, извинившись перед ним, выскочила из дома. Ну конечно, там же колдовал дядя Филя! Вот хитрая зараза!.. От нечего делать Турецкий стал сам перелистывать справочники. Открыл раздел с наркосодержащими препаратами, стал просматривать. И заметил, что некоторые строчки или отдельные слова были доктором подчеркнуты. Нет, известно из прежних показаний, что доктор занимался этой наркотической дрянью. Недаром же говорил, что ради жены и дочери на все пойдет. Возможно, и пошел. Но мог и рассказать об этом Грибанову. Положение-то у доктора было, по сути, безвыходным, поскольку он постоянно, особенно после убийства участкового, подвергался «темными людьми» жесткому шантажу. А ценой его отказа стали бы жизни Лены и Тани. А мог ли участковый защитить доктора? Да его самого убрали еще за месяц до убийства Усатова. Надо бы расспросить Лену об отношениях ее мужа с Грибановым. Об этом как-то не шло пока речи. У Славки мельком было, что один передавал другому какие-то документы. Наверняка касавшиеся расследования, которое вел участковый. Собственно, и все обыски, очевидно, были связаны с поисками этих материалов. А местные ведь как здесь считают? Не спрашивают – значит, и говорить не надо…