— Если тебе нужна Миранда, она в Остине, на записи. Уиллис уехал за трубами.
— В таком случае ты не возражаешь, если я к тебе присоединюсь?
Брент колебался, словно ему хотелось отказать, но у меня сложилось впечатление, что он забыл, как говорить «нет» в подобной ситуации. Он протянул мне стопку стаканчиков. Я взял верхний и уселся на второй складной стул.
С того места, где я сидел, открывался прекрасный вид: далекие зеленые холмы и синее небо, точно вода в парке развлечений, пенистые заплатки облаков, неестественный цвет — такое зрелище обычно предназначалось для туристов. Пара грифов кружила над рощей в полумиле к северу. Вероятно, над мертвой коровой или оленем. С востока плыл дым, там горел сухой кустарник.
Виски обжег мне горло.
— Любимый сорт Леса?
Брент пожал плечами.
— Он раздавал его в бесплатной лотерее.
Мне хотелось задать несколько вопросов, но воздух ранчо и природа уже оказали на меня свое действие, и я вдруг понял, как сильно устал за последние несколько недель.
Полуденное солнце палило нещадно, остатки росы быстро испарялись, и мое тело наслаждалось целительным теплом. Холмы приглашали к приятному созерцанию, и причины, по которым я приехал на ранчо, начали постепенно растворяться в моем сознании.
— Ты часто здесь играешь?
В глазах Брента сгустились тени.
— Пожалуй.
— Ты выступаешь сегодня вечером?
Он покачал головой.
— Нет, только Миранда. Она будет петь с Робертом Эрлом Кином во «Флор кантри стор». Думаю, после концерта Мило привезет ее сюда.
Я убрал кусочки воска с поверхности виски.
— Миранда совсем не водит машину?
Пока я не задал свой вопрос, такая мысль мне в голову не приходила. Я не спросил ее в пятницу вечером, когда вез в город, да и в других случаях, когда она ездила с Мило или со своим отцом. Тот факт, что я воспринял это как нечто совершенно естественное, сейчас меня почему-то встревожил.
— Дело не в том, что она не может, — ответил Брент. — Просто не водит, и все.
— Почему?
Брент бросил на меня короткий взгляд, но пояснять не стал. Он снова взял в руки гитару и стал так легонько перебирать струны, что я почти не различал ноты. Его рука быстро меняла аккорды, прижимая струны.
— А тебя не раздражает, что она исполняет твои песни? — спросил я. — И оказывается в центре внимания благодаря твоей музыке?
Брент продолжал тихо играть, глядя в сторону холмов, лишь изредка опуская глаза, когда требовалось взять более сложный аккорд. Его лицо и руки напомнили мне рыбака, работающего со спиннингом и катушкой.
— Сначала Миранда была мне благодарна, — сказал он. — Говорила, что ничего не добилась бы без меня и в долгу передо мной. Она смотрела на меня своими блестящими глазами… — Брент печально улыбнулся и внезапно стал похож на своего отца, только постройнее и не такой седой и побитый жизнью. — Похоже, ты теперь наше спасение, Наварр?
— Но тебе мысль о том, что Мило наймет частного детектива, совсем не нравилась?
— Ничего личного, — ответил Брент. — У меня сложилось впечатление, что Лес нас бросил, а Мило пытается доказать, что все под контролем. Нет, я ценю… — Он смолк, не зная, как продолжать. — Миранда говорила о тебе вчера. Теперь она чувствует себя спокойнее — сказала, что ты хороший человек. Я это ценю.
Он говорил искренне, но в его голосе оставались какие-то непонятные мне сомнения.
— Тебя что-то тревожит в сделке с «Сенчури рекордс»? — заметил я.
Он неуверенно покачал головой.
— Лес не пытался вам звонить?
Брент нахмурился.
— Зачем?
— У меня возникла одна мысль. Тебе не приходило в голову, что он мог как-то связаться с Мирандой?
— Неужели ты сомневаешься, что Лес уехал навсегда?
— Эллисон очень на это рассчитывает?
Брент сыграл еще несколько аккордов, и его взгляд вновь унесся к далеким холмам.
— Между нами ничего не должно было произойти.
— Это не мое дело.
Брент печально покачал головой.
Без всякой на то причины он снова решил спеть. Мелодия была невероятно красивой, одной из самых медленных: «Тустеп вдовца».
Брент исполнял ее в сто раз печальнее. Я почти ощущал тяжесть квартиры-сарая на его плечах, представлял себе молодую беременную женщину, умирающую от болезни, названия которой я не мог вспомнить.
Я налил себе еще один полный стаканчик виски. Спиртное образовало теплый тяжелый покров вокруг моих легких.
Когда Брент закончил песню, мы очень долго молчали. Солнце замечательно меня согревало. Кружащие в небе грифы, лошадь, перебирающая ногами в поле, быстрые движения цыплят становились все более завораживающими по мере того, как я налегал на виски. Мне вдруг показалось, что я мог бы просидеть на складном стуле всю жизнь.
— Ты получаешь деньги за свои песни? — спросил я. — Эллисон мне кое-что сказала…
Брент кивнул.
— Четверть.
— Только четверть?
— Половина идет издателю.
— А еще одна четверть?
— Ее получает Миранда, как соавтор.
— Она пишет песни вместе с тобой?
— Нет. Но так принято, — сказал Брент. — Артист, который записывает песню, получает деньги за музыку и слова, даже если не сочинял их. Это его гонорар за то, что он выбрал твой материал.
— Несмотря на то, что она твоя сестра?
— Лес сказал, что таковы правила.
Я продолжал наблюдать за грифами.
— Однако Миранда могла бы сделать исключение.
Он пожал плечами. Я не понимал, имеет ли это для него какое-то значение и обсуждала ли Эллисон с ним вопрос денег.
— Лес когда-нибудь оставался на ранчо? — спросил я.
Брент неохотно кивнул.
— Однажды. После концерта я следовал за ним по дороге, и он выехал на обочину, не справившись с управлением — слишком много выпивки и таблеток. Мне пришлось уговорить его переночевать здесь. Он не слишком обрадовался. В ту ночь он много говорил о самоубийстве.
— И как ты его успокоил?
Брент ударил по струнам.
— Рассказал, что и сам через это прошел.
Он спел еще одну песню. Я выпил виски. Мои ноги приятно онемели, и я наслаждался пением Брента Дэниелса. Впервые за последние дни мне было хорошо и спокойно. Я перестал думать о том, хочу ли быть частным детективом с лицензией, преподавать в колледже или стать неоновой леди с синей бородой из Cirque du Soleil. [136]